Усный портрет одного из персонажей " толстый и тонкий" на вокзале николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. пахло от него хересом и флердоранжем. тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. пахло от него ветчиной и кофейной гущей. из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком – его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом – его сын. – порфирий! – воскликнул толстый, увидев тонкого. – ты ли это? голубчик мой! сколько зим, сколько лет! – батюшки! – изумился тонкий. – миша! друг детства! откуда ты взялся? приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. оба были приятно ошеломлены. – милый мой! – начал тонкий после лобызания. – вот не ожидал! вот сюрприз! ну да погляди же на меня хорошенько! такой же красавец, как и был! такой же душонок и щеголь! ах ты, господи! ну, что же ты? богат? женат? я уже женат, как видишь… это вот моя жена, луиза, урожденная ванценбах… лютеранка… а это сын мой, нафанаил, ученик третьего класса. это, нафаня, друг моего детства! в гимназии вместе учились! нафанаил немного подумал и снял шапку. – в гимназии вместе учились! – продолжал тонкий. – помнишь, как тебя дразнили? тебя дразнили геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня эфиальтом за то, что я ябедничать любил. хо-хо… детьми были! не бойся, нафаня! подойди к нему поближе… а это моя жена, урожденная ванценбах… лютеранка. нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца. – ну, как живешь, друг? – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – служишь где? дослужился? – служу, милый мой! коллежским асессором уже второй год и станислава имею. жалованье плохое… ну, да бог с ним! жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. отличные портсигары! по рублю за штуку . если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. пробавляемся кое-как. служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… здесь буду служить. ну, а ты как? небось уже статский? а? – нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – я уже до тайного дослужился… две звезды имею. тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. сам он съежился, сгорбился, сузился… его чемоданы, узлы и картонки съежились, … длинный подбородок жены стал еще длиннее; нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира… – я, ваше превосходительство… приятно-с! друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! хи-хи-с. – ну, полно! – толстый. – для чего этот тон? мы с тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание! – помилуйте… что вы-с… – захихикал тонкий, еще более съеживаясь. – милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги… это вот, ваше превосходительство, сын мой нафанаил… жена луиза, лютеранка, некоторым образом… толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку. тонкий три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи». жена улыбнулась. нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. все трое были приятно ошеломлены.
