Охота с гончими сделалась известна на Руси значительно позднее, чем в Западной Европе. Мы знаем, что еще в Древней Руси существовали охотничьи собаки, употреблявшиеся для крупных зверей и на мелких пушных зверьков (куниц, белок), а по фрескам на лестницах Софийского собора в Киеве (сооруженного Ярославом Мудрым в ознаменование победы над печенегами) можем заключить, что это были какие-то крупные борзоватые собаки северного типа со стоячими ушами и не очень псовистые, довольно сходные с изображением собак, встречающихся на греческих античных барельефах и вазах (Duruy).
Отсюда, конечно, нисколько не следует, чтобы собаки эти имели греческое происхождение, так как материал для подобного рода охотничьих псов имелся в изобилии во всей Европе и Северной Азии, где только были леса. Это были просто крупные лайки легкого склада, хотя, вероятно, и не такие борзовидные, как согостырские оленьи собаки в низовьях Лены, употребляемые для загаривания оленей в тундрах, т. е. северных болотистых степях.
В Древней Руси не было полевой и степной охоты, так как вся юго-восточная безлесная черноземная равнина была занята различными кочевыми племенами другого происхождения; славяне охотились только на лесных зверей, притом по греческому и германскому или методу, - с тенетами, перевесами и ловушками; собаки руссам были нужны для того, чтобы загнать лесного зверя в тенета, реже для того, чтобы замучить его продолжительной гоньбой и дать возможность охотнику убить его стрелой, копьем или дротиком. Между тем как на охоте на белку и иного пушного зверя употреблялись простым людом те же лайки, которые встречаются посейчас к северу от Волги, всюду оставив потомков в лице дворняжек, сторожевых или пастушьих собак с полустоячими ушами и закорюченными хвостами, - настоящие зверовые собаки, отличавшиеся ростом и силою, были редки, ценны и составляли достояние князей и их дружинников. Возможно, что эти ловчие собаки содержали некоторую примесь греческих охотничьих полугончих псов, привозимых ими в числе награбленной добычи после набегов на Греческую империю. Со врем н принятия Русью христианства и постоянных торговых сношений с Грецией эти собаки могли добываться и мирным путем.
Мы видели, однако, что всюду, начиная с Греции, даже Древнего Египта, и кончая Германией средних веков, быстрые, но недостаточно сильные охотничьи собаки; а с другой стороны - слишком тяжелые и недостаточно проворные молоссы (мордаши) не удовлетворяли требованиям древних и средневековых охотников: последние старались смешиванием этих двух пород вывести среднюю расу - крупных, сильных и вместе с тем легких, паратых собак. Как на Западе, так у нас, еще в начале средних веков должны были выделиться два главных типа охотничьих собак на крупного лесного зверя - травильных, более массивных, с значительною примесью мордашей, соответствующих Triphunts древнегерманских узаконений (43) главным образом для охоты на кабана, и собственно гончих для охоты на более быстрого зверя, как олень, лось и зубр, от которых требовались лучшее чутье и большая быстрота, собак, аналогичных с Canes seusius, Canes cursales германцев.
Что мордаши были известны на Руси до нашествия монголов, не подлежит никакому сомнению: они были, вероятно, еще более распространены во времена князей галицких и киевских (47), чем позднее - в эпоху татарщины, когда юг и юго-восток заградили татары, а запад и юго-запад - литовцы и поляки, надолго прекратившие всякого рода непосредственные сношения Европой.
Этим прекращением сношений объясняется самостоятельное развитие русских пород борзых и гончих, резко отличающихся от западноевропейских. Тогда как в основание почти всех охотничьих собак Западной Европы легли североафриканские породы - гончие, борзые и в меньшей степени молоссы (известные сначала египтянам, а уже потом ассирийцам), причем из туземных собак или, вернее, ранее освоившихся имели некоторое значение только брудастые гончие, - в России почти до нашествия монголов для охоты употреблялись исключительно туземные собаки северного или лесного типа в различных видоизменениях, иногда с более или менее незначительною примесью мордашей. Эти собаки были и борзыми, и гончими, и травильными, наконец, ищейками на соколиной охоте.
Главная героиня повествования. В книгах ей около девяти лет, Алиса предстаёт в качестве школьницы с причудливо-логическим складом ума, чьи прямые волосы «вечно лезут в глаза», она нежная, учтивая, доверчивая и любознательная. В фильме Алисе уже 19 и она не знает, какой жизненный путь ей выбрать. Она самостоятельная и независимая, что совершенно не совпадает с тем образом, в каком ее хотят видеть все окружающие — в аристократическом Лондоне викторианской эпохи. После смерти отца Алиса отправляется на садовую вечеринку, на которой занудный и надменный Хэмиш Скотт делает ей предложение, но... Алиса замечает Белого Кролика в камзоле с карманными часами. Она сразу же бросается за ним, проваливается в кроличью нору и попадает в Нижнекрай, место, в котором она побывала ещё ребёнком (и называла его Чудокрай) — однако у неё не осталось ни единого воспоминания об этой стране и её жителях. Алиса встречается со своими давними друзьями — Гусеницей Абесоломом, Чеширским Котом, Тра-ля-ля и Тру-ля-ля, и конечно же с Безумным Шляпником — и они ей выбрать правильный путь.
Алиса-маленькая,семилетняя девочка ,которая путешествовала по многим удивительным местам...во сне. Даже там,девочка показала свою воспитанность(добавь какое-то пример из текста ) . Девочка сдержанная,спокойная,умная -об этом свидетельствует то,как она оценивали своих собеседников,их реплики. Храбрая -т.к. не побоялась прыгнуть в кроликовую нору,и не побоялась злой королевы. Добрая и конечно же наивная,доверчивая ,ведь она не побоялась выпить из бутылки в первфй раз,хотя там мог оказаться совсем не эликсир роста . мне она понравилась ,ведь для меня она показалась простым,искреннем ребенком и мне хотелось бы ,чтобы все дети в наше время были именно такими.
