Я нашла! Как вам такой Атос? Мне из мушкетёров именно Атос почему-то запомнился особенно ярко, и все экранизации вызывали у меня большую досаду тем, что изображали Атоса отвлечённо прекрасным, благородным, очень добрым и несчастным молчаливым графом... Только в новой экранизации я наконец-то вижу того, книжного Атоса.
Тем, кто не верит, что это Атос, просто процитирую отрывок из книги: "Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее. – Вы непременно этого хотите? – спросил он. – Я очень вас, – ответил д'Артаньян. – Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, – сказал Атос с мрачной улыбкой, – некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась – она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой – он был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец, болван, осел! – Но почему же, если он любил ее? – спросил д'Артаньян. – Подождите, – сказал Атос. – Он увез ее в свой замок и сделал из нее первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость – она отлично справлялась со своей ролью... – И что же? – спросил д'Артаньян. – Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с мужем, – продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, – она упала с лошади и лишилась чувств. Граф бросился к ней на и так как платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо. Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! – сказал Атос, разражаясь громким смехом. – Откуда же я могу это знать? – возразил д'Артаньян. – Цветок лилии, – сказал Атос. – Она была заклеймена! И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке. – Какой ужас! – вскричал д'Артаньян. – Этого не может быть! – Это правда, дорогой мой. Ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой. – Что же сделал граф? – Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве. – О, боже, Атос! Да ведь это убийство! – вскричал д'Артаньян. – Да, всего лишь убийство... – сказал Атос, бледный как смерть. – Но что это? Кажется, у меня кончилось вино... И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки. Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним. – Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных женщин, – сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать притчу о графе. – Желаю я вам того же. Выпьем! – Так она умерла? – пробормотал д'Артаньян. – Еще бы! – сказал Атос. – Давайте же ваш стакан... Ветчины, бездельник! – крикнул он. – Мы не в состоянии больше пить! – А ее брат? – робко спросил д'Артаньян. – Брат? – повторил Атос. – Да, священник. – Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он предупредил меня и успел покинуть свой приход. – И вы так и не узнали, кто был этот негодяй? – Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того, чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что его четвертовали. – О, боже мой, боже! – произнес д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом. – Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, – сказал Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. – Какая жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы выпил на пятьдесят бутылок больше. Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит. – Разучилась пить молодежь, – сказал Атос, глядя на него с сожалением, – а ведь этот еще из лучших!
Эта повесть не могла не произвести на меня впечатления, ведь мудрость Февронии просто поражает. Она словно одна из народных мудрецов справиться с любой бедой. Девушка взялась лечить князя с условием, что он на ней женится. Однако, предугадывая его поведение, полностью не излечила его в первый раз. Петр должен был сдержать свое слово, а попытавшись обмануть девушку, заболел снова. Феврония знала, что это случится, поэтому простила князя. После свадьбы она стала княгиней, но это не сделало девушку высокомерной или спесивой, она осталась прежней.
Николай Михайлович Карамзин — замечательный; поэт, прозаик и историограф. Он открыл своим соотечественникам «Историю государства Российского». Благодаря многолетнему титаническому труду Карамзина, русские люди узнали о самых отдаленных временах становления страны. Его труд — это не сухие факты и цифры, а жизнь во всем ее многообразии. Карамзин систематизировал, обобщил и художественно оформил колоссальный материал, накопленный летописцами. Писатель сумел донести до современников великий дух патрий отизма и самоотверженности первых «строителей» государства русского.
Но Николай Михайлович начинал свою деятельность литератора не с исторического жанра. Он привнес в Россию сентиментализм. Его повесть «Бедная Лиза» явилась новым этапом на пути развития русской литературы. После классицизма с характерными для него ограничениями и ходульными героями, сентиментализм явился настоящим откровением. Писатель раскрывает внутренний мир героев, их чувства и переживания. Это уже не слепки с людей, а сами живые и реальные герои.
«Милая Лиза! Я люблю тебя!», и сии слова отозвались во глубине души ее, как небесная, восхитительная музыка; она едва смела верить ушам своим и...— Эраст узнал, что он любим, любим страстно новым, чистым, открытым сердцем». Автор заставляет читателей сопереживать героям, жить их радостями и горестями.
Развивал в своем творчестве Карамзин и жанр исторической повести: «Наталья, боярская дочь», «Марфа-посадница» и другие. Отдал дань Николай Михайлович и поэзии:
Веют осенние ветры
В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
Желтые листья.
Поле и сад опустели,
Сетуют холмы,
Пение в рощах умолкло —
Скрылися птички...
Странник печальный, утешься:
Вянет природа
Только на малое время;
Все оживится.
Его стихи многотемны: он писал о любви и природе, перемене человеческих чувств и о государыне. Не лишены, философского смысла его эпиграммы:
Что наша жизнь? Роман — Кто автор? Аноним.
Читаем по складам, смеемся, плачем... спим.
В небольшой фразе отражена философия жизни, Ее Многообразие.
Что есть жизнь наша? — Сказка.
А что любовь? — Ее завязка;
Конец печальный иль смешной.
Родись, люби — и Бог с тобой!
Работал Карамзин и в публицистическом жанре. Его статьи: «О книжной торговле и любви ко чтению в России», «Что нужно автору», «О любви к Отечеству и народной гордости» могут вполне соотнестись с нашим временем, они не менее актуальны для нас, хотя написаны в начале девятнадцатого века. Это лишний раз подчеркивает талант Карамзина, его умение заглянуть в суть вещей, которая мало меняется со временем. Карамзин — наш классик, а ее ценности вечны; наследие Николая Михайловича Карамзина — доказательство тому.
Как вам такой Атос? Мне из мушкетёров именно Атос почему-то запомнился особенно ярко, и все экранизации вызывали у меня большую досаду тем, что изображали Атоса отвлечённо прекрасным, благородным, очень добрым и несчастным молчаливым графом... Только в новой экранизации я наконец-то вижу того, книжного Атоса.
Тем, кто не верит, что это Атос, просто процитирую отрывок из книги:
"Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.
– Вы непременно этого хотите? – спросил он.
– Я очень вас, – ответил д'Артаньян.
– Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, – сказал Атос с мрачной улыбкой, – некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась – она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой – он был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец, болван, осел!
– Но почему же, если он любил ее? – спросил д'Артаньян.
– Подождите, – сказал Атос. – Он увез ее в свой замок и сделал из нее первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость – она отлично справлялась со своей ролью...
– И что же? – спросил д'Артаньян.
– Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с мужем, – продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, – она упала с лошади и лишилась чувств. Граф бросился к ней на и так как платье стесняло ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо. Угадайте, д'Артаньян, что было у нее на плече! – сказал Атос, разражаясь громким смехом.
– Откуда же я могу это знать? – возразил д'Артаньян.
– Цветок лилии, – сказал Атос. – Она была заклеймена!
И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке.
– Какой ужас! – вскричал д'Артаньян. – Этого не может быть!
– Это правда, дорогой мой. Ангел оказался демоном. Бедная девушка была воровкой.
– Что же сделал граф?
– Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал ей руки за спиной и повесил ее на дереве.
– О, боже, Атос! Да ведь это убийство! – вскричал д'Артаньян.
– Да, всего лишь убийство... – сказал Атос, бледный как смерть. – Но что это? Кажется, у меня кончилось вино...
И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки.
Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним.
– Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных женщин, – сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать притчу о графе. – Желаю я вам того же. Выпьем!
– Так она умерла? – пробормотал д'Артаньян.
– Еще бы! – сказал Атос. – Давайте же ваш стакан... Ветчины, бездельник! – крикнул он. – Мы не в состоянии больше пить!
– А ее брат? – робко спросил д'Артаньян.
– Брат? – повторил Атос.
– Да, священник.
– Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он предупредил меня и успел покинуть свой приход.
– И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?
– Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того, чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что его четвертовали.
– О, боже мой, боже! – произнес д'Артаньян, потрясенный страшным рассказом.
– Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, – сказал Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. – Какая жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы выпил на пятьдесят бутылок больше.
Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.
– Разучилась пить молодежь, – сказал Атос, глядя на него с сожалением, – а ведь этот еще из лучших!