1.Увидел крайнюю нищету, убогих людей. Унал о пьющем штабс-капитане Снегиреве(видно по недопитой бутылке).2.“Это юноша честный по природе своей, требующий правды, ищущий ее и верующий в нее, а уверовав, требующий немедленного участия в ней всею силою души своей, требующий скорого подвига, с непременным желанием хотя бы всем пожертвовать для этого подвига, даже жизнью”, - эти слова не вошли в текст рассказа “Мальчики”, но, может быть, вы когда-нибудь прочитаете их в романе “Братья Карамазовы”.
Речью Алеши у <Илюшиного камушка” заканчивается не только повествование о мальчиках, но весь роман. Это заключительная страница книги. А если учесть, что “Братья Карамазовы” — последнее произведение Ф.М. Достоевского, то речь Алеши — последние слова писателя, обращенные к нам. Устами своего любимого героя Алеши Карамазова он выражает и собственные дорогие ему мысли. 3.а кто ещё может о них рассказать? Тот, кто прекрасно понимает его переживания, тот, то сам переживает те же чувства, с кем Илюшеньк далится самым сокровенным - замечательные они отец и сын, позавидовать можно таким отношениям...Из романа (ч. 2, кн. 5, гл. «Бунт») «Братья Карамазовы» (1880) Ф. М. Достоевского (1821 — 1881). Иван Карамазов, беседуя со своим братом Алешей, монахом-послушником, говорит о том, что он не приемлет Бога, который допускает в этом мире страдания невинных детей ради некой «высшей гармонии».
Он поясняет свою позицию так: «Понимаешь ли ты это, когда маленькое, существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог, человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке»... Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к «боженьке»!»
