Роман В. Астафьева «Прокляты и убиты» - это «взгляд в о событиях Великой Отечественной войны писатель рассказывает в произведении 1990-ых годов. Однако «давность» романа почти незаметна – настолько яркие и детализированные картины создает здесь автор. Кажется, будто сам присутствуешь там, в Сибири 1942-43 годов, вместе с мальчишками 21 запасного пехотного полка, вырванными из дома для подготовки к «смертельной» операции – форсированию Днепра.
Все критики отмечают, что самым подходящим эпитетом для романа «Прокляты и убиты» является слово «немилосердный». И действительно, в произведении жизнь описана «немилосердно» - автор погружает нас в атмосферу голода, холода, страшных болезней, грязи и вони бараков, нужников, обовшивевших в коросте тел, отрепьев одежды, заскорузлой обуви, истлевших портянок.
Параллельно развернуты ужасающие «деяния» офицеров: тупого политотдельца капитана Медведева; «дубаря», «оболдуя» лейтенанта Пшенного, из-за которого раньше времени погиб несчастный «доходяга» Попцов; «очкастого майора», зачитавшего приказ о расстреле «двух пацанов», братьев Снегиревых; «мерзавца»-лейтенанта, спокойно приведшего в исполнение этот приговор; полковника, «домашним» голосом приговорившего «к высшей мере» солдата за дружескую потасовку.
И здесь возникает тема, которую можно считать главной в романе, - тема войны, но не столько внешней, сколько внутренней. Для Астафьева война с фашистами - это закономерное продолжение страшной революции 1917 года и всей политики Советского государства.
Поэтому неудивительно, что среди командующего состава большинство откровенно некомпетентные, ленивые и равнодушные люди. Им наплевать, что солдаты живут в нечеловеческих условиях, что они совершенно неподготовлены к ожидающей их бойне, что они откровенно голодают, потому что продукты воруют кухонные работники.
Астафьев утверждает, что СССР – страна, забывшая Бога. «И на одной стихире... писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты», - так говорит один из героев романа, старообрядец Коля Рындин. А случаев братоубийства на этой войне было великое множество.
Писатель обвиняет в своем романе не столько фашистов, сколько бессчетных энкавэдэшников, политруков, безжалостных и бездарных маршалов во главе с самим Отцом народов - Сталиным, умеющих воевать только одним стараясь мясом завалить, кровью затопить громаду наступающего противника».
Смерть заполняет собой все и время повествования в романе. Если в «волчьей яме», учебке для новобранцев, убийство или показательный расстрел - еще катастрофа, то во второй части эпопеи («Плацдарм») переправа через Днепр «в самом неподходящем месте» «на подручных средствах» оборачивается настоящим царством мертвых («Проклятое место, сдохший мир»).
Авторская симпатия в романе выражена лишь к двум героям: младшему лейтенанту Щусю и старшине Шпатору. Оба - исключительные фигуры в полку. Шпатор служил еще в царской армии, участвовал в первой мировой войне. Из своего принес он заботу о солдате, честность, аккуратность.
Щусь - выходец из гонимых казаков - давно понял обреченность своего дела: «Какой смысл такой жизни? Чтобы топтать других? Ломать судьбы? Готовить людей на убой?» Так он размышляет, и в реальности проявляя смелость, смекалку и любовь к вверенным ему людям.
Думается, образы Щуся и Шпатора, живые, близкие и психологически убедительные, призваны доказать преимущество иных военных систем перед военной политикой СССР.
В своем романе автор исследует человека как творение божие на грешной земле, чья житейская философия и правда зачастую расходятся с тем, что заповедал Творец. Война, кровь, распухшие и ободранные трупы, мозги, кишки - все это деяние рук человеческих. Невольно напрашивается во а какова же степень вины отдельно взятого человека, у каждого из которых был свой дом, семья, как у Лешки Шестакова, как у Булдакова и Нельки Зыковой, как у Янгеля?
Астафьев потрясен вселенским размахом убийства, творившегося на полях Великой Отечественной: «Старые и молодые, сознательные и несознательные, добровольцы и военкоматом мобилизованные, штрафные и гвардейцы, русские и нерусские, все они кричали одни и те же слова: «Мама! Божечка! Боже!» А пулеметы секли их и секли...».
То, что рисует писатель в своем романе, не страшно – это катастрофа космических масштабов. Здесь изображается не только гибель людей, но и гибель веры в то, что мир целесообразен, что этот мир – Божий. Неслучайно в романе крики погибающих перекрывает голос самого автора: «Услышь, Господи, имя свое, стоном оно разносится над смертной холодной рекой. Здесь, в месте гибельном, ответь, за что караешь невинных? Слеп и страшен Твой суд...».
Астафьев считал, что память о пережитом не умирает. Больше того, растет внутренняя потребность «рассказать о самом главном, осмыслить происшедшее масштабно, глубоко, с общечеловеческих позиций.
Объяснение:
