Из переписки Ивана Шухова и Павла Кузнецова В их судьбах много общего, их пути-дороги - житейские и литературные - на протяжении долгих лет шли рядом, а порой пересекались. Родились в первом десятилетии двадцатого века, оба - в августе (Шухов - 1906, Кузнецов - 1909 года) . Выходцы из больших крестьянских семей. Учились в церковноприходской школе. В двадцатых годах писали стихи, лирические и "на злобу дня", публиковались под псевдонимами: И. Пресновский - в Петропавловске, П. Кузнец - в Семипалатинске. Работали разъездными корреспондентами, Шухов - "Уральской областной крестьянской газеты", Кузнецов - "Казахстанской правды". А впервые встретились в марте тридцать третьего, в редакции "Волжской коммуны" (Самара) , и знакомство это переросло в крепкую дружбу. Связала их позднее и общая работа - в Союзе писателей республики, его русской секции, и журнале "Литературный Казахстан" (предшественнике нынешнего "Простора"). В тридцать седьмом году Кузнецов стал его главным редактором, а Шухов к тому времени уже несколько лет состоял членом редакционной коллегии. По воспоминаниям Юрия Домбровского, работала редакция так: "Он (И. П. ) давал мне иногда рукописи на консультацию, не часто - рукописей в те давние, довоенные годы было мало, сотрудники справлялись сами, и денег не было, чтобы оплатить рецензию. Но, конечно, когда это требовалось, мы читали бесплатно, да и было-то нас, творческого актива журнала, раз, два и обчелся - П. Кузнецов, Л. Макеев, Д. Снегин, Н. Титов, В. Чугунов, И. Калашников, я, ну и, конечно, сам Иван Петрович". А вот - из мемуаров Николая Анова: "Калашников подготовил к печати сборник стихов "Молодость". Сборник отдали на просмотр Павлу Кузнецову. Но он что-то долго не отвечал автору. В это время Иван Петрович переехал из Москвы в Алма-Ату и стал председателем русской секции СПК. Узнав, что Кузнецов держит рукопись, он сказал ему: - Принеси ее мне. Я посмотрю. И в один день прочитал сборник, сам отредактировал и отправил в издательство". Любопытен и такой факт, косвенно упомянутый в переписке. Перед войной в Алма-Ате было построено престижное по тем временам жилье - так называемые "дома специалистов" (они и поныне стоят выше улицы Шевченко) . Шухов получил там квартиру, однако занимал ее совсем недолго, и следом в ней поселился Кузнецов. Жил там по соседству и критик Мухамеджан Каратаев. Впоследствии он напишет: "Однажды Иван Петрович вместе с поэтом Павлом Кузнецовым гостил у меня. Сидели долго. Насколько я помню, разговор шел главным образом о фольклоре, народной поэзии и, конечно, о Джамбуле, о его самобытном таланте, о переводе его на русский язык. Шухов восхищался переводами П. Кузнецова и К. Алтайского, сожалел, что Алексей Максимович не успел увидеть Джамбула". ("Певец простора". "Воспоминания об Иване Шухове", Алма-Ата, "Жазушы", 1979). Связывали друзей и совместные, как принято теперь говорить, литературные проекты. Они собирались написать либретто к опере "Амангельды", заключили договор с театром. Однако замысел этот по каким-то причинам так и не был осуществлен. Зато другой "проект" - сборник "Казахстан" (1940) - вполне удался. Вышел он под редакторством Шухова и включал очерки Павла Кузнецова, Владимира Чугунова, Леонида Макеева, Максима Зверева и других казахстанских литераторов. Опубликован здесь и один из шуховских очерков. Взаимоотношения тогдашних представителей писательского цеха, как водится в творческой среде, были весьма не простыми, что также нашло отражение в переписке. Касается это и такой легендарной фигуры, как Джамбул. Кто не знает его великолепных, звонкочеканных, зажигательных строк:
Песня моя, ты лети по аулам! Слушайте, степи, акына Джамбула. Слушай, Кастек, Каскелен, Каракол. Я славлю великий Советский Закон!. .
Данный рассказ называется "Клякса", потому что он о пятнах от чернил, которые оказали большое влияние на одного мальчика. Сначала испачкавшись дурачась, а потом специально, он не подозревал, что шутка может стать для него большой неприятностью. Учитель умело сыграла на незнании мальчика, его впечатлительности, тем самым обеспечив себе дисциплину на уроке и на всех последующих. С моей точки зрения, учитель перегнула палку, все таки это было жестоко не отпускать его с урока умываться и держать в страхе долгое время. Да и на уроке он ее не слушал, переживая за свою кожу. Смех -это не то зло, которое надо искоренять полностью. Лично мне стало жаль, что Федя не стал больше веселить других ребят. Не каждый может смеяться над собой и смешить других, для этого тоже нужен талант. Из Феди мог бы получиться хороший артист или клоун, а так учитель загубил в нем этот талант. Гриша Копейкин сочувствовал своему товарищу, он тоже поверил учителю, так как сам мог быть на месте Феди и может быть даже считал себя виноватым в случившемся. Мальчик предложил свой ластик и озабочено разглядывал лицо соседа по парте. Рассказ поучительный, так как учитель прав в том, что не надо мазаться тем, чего не знаешь и нарушать дисциплину на уроке. Кроме того она не солгала, у Феди действительно могла быть аллергия. Смешным нельзя назвать этот рассказ, потому что большую его часть мы переживаем вместе с мальчиком. Настоящая радость и веселье - это, когда всем весело и смешно, а не тогда, когда кто-то хохочет, а другой страдает. Все ребята потешались над Федей в трудный для него момент, я думаю, он больше не смеется и не смешит их, так как они этого не заслуживают.
Семья у Толстого – неповторимый и законченный мир, самое малое, но и самое важное единство, из множества которых складывается общество и нация. Незримым стержнем семьи Ростовых является жизнь душевная: это люди сердечные, по-детски естественные во всех своих душевных движениях, умеющие радоваться жизни. Одним из важнейших философских образов романа является образ Наташи Ростовой – само воплощение природной естественности, любви и счастья. Болконские и Ростовы — это не просто семьи, это целые жизненные уклады, уклады, основанные на русских национальных традициях. Наверное, наиболее полно эти особенности проявляются в жизни Ростовых — благородно-наивной семьи, жйвущей чувствами и импульсными порывами, сочетающей в себе и серьезное отношение к семейной чести (Николай Ростов не отказывается от долгов отца) , и сердечность, и теплоту внутрисемейных отношений, и хлебосольство, и гостеприимство, всегда свойственное русским людям.
Доброта. и беззаботность семьи Ростовых распространяются не только на ее членов; даже посторонний для них человек, Андрей Болконский, оказавшись в Отрадном, пораженный естественностью и жизнерадостностью Наташи Ростовой, стремится изменить свою жизнь. И, наверное, самым ярким и наиболее характерным представителем ростовской породы является Наташа. В ее естественности, пылкости, наивности и некоторой поверхностности — суть семьи.
В их судьбах много общего, их пути-дороги - житейские и литературные - на протяжении долгих лет шли рядом, а порой пересекались.
Родились в первом десятилетии двадцатого века, оба - в августе (Шухов - 1906, Кузнецов - 1909 года) . Выходцы из больших крестьянских семей. Учились в церковноприходской школе. В двадцатых годах писали стихи, лирические и "на злобу дня", публиковались под псевдонимами: И. Пресновский - в Петропавловске, П. Кузнец - в Семипалатинске. Работали разъездными корреспондентами, Шухов - "Уральской областной крестьянской газеты", Кузнецов - "Казахстанской правды". А впервые встретились в марте тридцать третьего, в редакции "Волжской коммуны" (Самара) , и знакомство это переросло в крепкую дружбу.
Связала их позднее и общая работа - в Союзе писателей республики, его русской секции, и журнале "Литературный Казахстан" (предшественнике нынешнего "Простора"). В тридцать седьмом году Кузнецов стал его главным редактором, а Шухов к тому времени уже несколько лет состоял членом редакционной коллегии.
По воспоминаниям Юрия Домбровского, работала редакция так: "Он (И. П. ) давал мне иногда рукописи на консультацию, не часто - рукописей в те давние, довоенные годы было мало, сотрудники справлялись сами, и денег не было, чтобы оплатить рецензию. Но, конечно, когда это требовалось, мы читали бесплатно, да и было-то нас, творческого актива журнала, раз, два и обчелся - П. Кузнецов, Л. Макеев, Д. Снегин, Н. Титов, В. Чугунов, И. Калашников, я, ну и, конечно, сам Иван Петрович".
А вот - из мемуаров Николая Анова: "Калашников подготовил к печати сборник стихов "Молодость". Сборник отдали на просмотр Павлу Кузнецову. Но он что-то долго не отвечал автору. В это время Иван Петрович переехал из Москвы в Алма-Ату и стал председателем русской секции СПК. Узнав, что Кузнецов держит рукопись, он сказал ему:
- Принеси ее мне. Я посмотрю.
И в один день прочитал сборник, сам отредактировал и отправил в издательство".
Любопытен и такой факт, косвенно упомянутый в переписке.
Перед войной в Алма-Ате было построено престижное по тем временам жилье - так называемые "дома специалистов" (они и поныне стоят выше улицы Шевченко) . Шухов получил там квартиру, однако занимал ее совсем недолго, и следом в ней поселился Кузнецов.
Жил там по соседству и критик Мухамеджан Каратаев.
Впоследствии он напишет: "Однажды Иван Петрович вместе с поэтом Павлом Кузнецовым гостил у меня. Сидели долго. Насколько я помню, разговор шел главным образом о фольклоре, народной поэзии и, конечно, о Джамбуле, о его самобытном таланте, о переводе его на русский язык. Шухов восхищался переводами П. Кузнецова и К. Алтайского, сожалел, что Алексей Максимович не успел увидеть Джамбула". ("Певец простора". "Воспоминания об Иване Шухове", Алма-Ата, "Жазушы", 1979).
Связывали друзей и совместные, как принято теперь говорить, литературные проекты. Они собирались написать либретто к опере "Амангельды", заключили договор с театром. Однако замысел этот по каким-то причинам так и не был осуществлен.
Зато другой "проект" - сборник "Казахстан" (1940) - вполне удался. Вышел он под редакторством Шухова и включал очерки Павла Кузнецова, Владимира Чугунова, Леонида Макеева, Максима Зверева и других казахстанских литераторов. Опубликован здесь и один из шуховских очерков.
Взаимоотношения тогдашних представителей писательского цеха, как водится в творческой среде, были весьма не простыми, что также нашло отражение в переписке.
Касается это и такой легендарной фигуры, как Джамбул.
Кто не знает его великолепных, звонкочеканных, зажигательных строк:
Песня моя, ты лети по аулам!
Слушайте, степи, акына Джамбула.
Слушай, Кастек, Каскелен, Каракол.
Я славлю великий Советский Закон!. .