Мировой фольклор населен огромным количеством удивительных фантастических животных. В разных культурах им приписывали невероятные свойства или умения. Несмотря на многообразие и непохожесть, все мифические существа имеют неоспоримую общность – нет научного подтверждения их бытия в реальной жизни. Это не останавливало сочинителей трактатов, рассказывающих о животном мире планеты, где реальные факты переплетались с выдумкой, небылицами и легендами. Большинство их описано в сборнике статей по зоологии, его ещё называют "Бестиарий мифических существ"
Данной работе рассматриваются возможности использования гендерного подхода при анализе русской классической литературы на примере романа И.С. Тургенева «Отцы и дети».Гендерный подход в науке основан на идее, что важны не биологические различия между мужчинами и женщинами, а культурное и социальное значение, которое этим различиям придает общество [1]. Гендерный подход в изучении литературы выполняет корректирующую функцию, так как, выявляя недостаточность традиционных установок и подходов, он деконструирует сложившиеся интерпретационные стереотипы, заставляет по-новому взглянуть на классические произведения. Задача нашей работы – подвергнуть гендерному анализу роман И.С. Тургенева «Отцы и дети», а именно провести исследование образа женщины-эмансипе Евдоксии Кукшиной. В феврале 1856г. И.С. Тургенев чуть не поссорился с Л.Н. Толстым, который весьма не лестно высказался по поводу Ж. Санд [2]. Тургенев горячо вступился за Ж. Санд, пропагандировавшую в своих романах идеи женской эмансипации. Но известно, что еще в 1854 году в повести «Два приятеля» Тургенев создал карикатурный образ эмансипированной женщины, которая стала предшественницей псевдонигилистки Кукшиной в романе «Отцы и дети». Это противоречие наталкивает на вопрос об отношении Тургенева к женщинам-эмансипэ? Во-первых, он известен как большой охотник до женской красоты и ее ценитель. Во-вторых, он создал образ “тургеневских девушек” - самоотверженных, искренних, решительных, не боящихся любить (Елена в “Накануне”, Наталья в “Рудине”, Лиза в “Дворянском гнезде”). Тургенев старался быть объективным в изображении своих героев, но его Кукшина изображена отнюдь не в беспристрастных тонах. Так почему же?Традиционная версия трактовки образа Кукшиной, которая рассматривается в школе, заключается в общем в утверждении, что Евдоксия – лишь пародийный фон для Базарова. Но разве недостаточно было «мужского» фона (Ситникова)? И откуда взялась злая ирония по отношению к женскому персонажу? Тип Кукшиной не укладывается ни в один из общепризнанных в XIX веке женских стереотипов, исследованных Ю.М. Лотманом [3]: это не девушка-ангел, не женщина-ведьма и не женщина-героиня. Что раздражает Тургенева в «истинной эмансипэ»? Наша первая версия заключает предположение о личных, тайных мотивах создания образа этой героини. На наш взгляд, за образом Авдотьи Кукшиной скрывается реальный прототип, а именно Авдотья Яковлевна Панаева. Личность её примечательна. Гражданская жена Н.А. Некрасова, участница будней
Его широкий, короноподобный ( эпитет ) гребень, большие, до самого зоба бурды и не покрытые перьями щеки были белы от инея. Он был такой красивый и смелый. На шее - огненное ожерелье ( метафора) , спина серая, в мелких белых пестринках, а в пышном хвосте длинные, серпообразные (эпитет) иссяня-черные перья. Держался он гордо, выступал вперед широкой, отливающей бронзой грудью ( метафора) , высоко, будто на параде 9 сравнение) , приподнимая лапы, увенчанные (эпитет ) загнутыми кверху острыми шпорами, и был храбр, как истинный гвардеец ( сравнение) . При этом он зонтиком ( сравнение) растопыривал на шее медно-красные перья, низко пригибал голову, а его длинный хвост волочился по земле, как плащ (сравнение)А Витькин петух, великодушно отказавшись от преследования, хлопал крыльями и, изогнув шею вопросительным знаком (сравнение) , горланил на всю улицу свое "ку-ка-ре-ку! ", что в данный момент означало: "Я тебе покажу, как забываться!.. "А как голосисто кукарекал он зарю! Сначала за стенкой в сарайчике раздавались короткие удары крыльями. Потом, сразу забирая в головокружительную высоту, петух уверенно брал первое колено песни ( метафора). Он никогда не торопился переходить ко второму колену и, словно стараясь показать всем соседним петухам свое мастерство, забирал все выше и выше. Голос его звенел чистым, прозрачным звуком меди ( сравнение), и Витьке казалось, что вот сейчас в горле петуха что-то лопнет от натуги и песня оборвется.
