Что такое счастье? Когда человек счастлив? Какие моменты жизни наполнены подлинной радостью? Такие вопросы, наверное, не раз задавал себе каждый из нас. Только вот ответ найти порой бывает нелегко. Поэтому я обратилась за к своим любимым поэтам – И. Бунину и Н. Заболоцкому.
Стихотворение И. Бунина «Нет солнца, но светлы пруды», конечно, и о природе, но пейзаж здесь ценен не сам по себе; главное, что созерцание природы может делать человека счастливым. Такую простую истину утверждает автор.
Всегда важны последние строки стихотворения, заключительная строфа. Следовательно, стихотворение не о чем ином, как о смысле жизни, о человеческом счастье.
Известно, что понять авторскую мысль обращение к художественным деталям, внимание к каким-то второстепенным, на первый взгляд, элементам текста — вплоть до его синтаксических особенностей, звуковой организации и т. п. Я обращаю внимание на лексический повтор слова «весело», эпитет «простым» (счастьем простым дорожить), усиленный инверсией, эпитет «открытой» – непокрытой (прямое значение) и в то же время открытой миру, ветру, солнцу, простому счастью (зачем отгораживаться от него, выстраивать непреодолимые барьеры?). Небо, солнце, зреющий хлеб, играющие дети (они-то как раз открыты миру) – все то, над чем не властно время. Значит, счастье в умении понимать и ценить простые радости бытия, в умении признать ценность самой жизни, в умении взглянуть на мир глазами ребенка, это счастье вневременное, общечеловеческое.
Композиция внешняя, строфическая, – три пятистишия и два четверостишия – в данном случае совпадает с внутренней (2 образа, 2 центра – природа и человек, следовательно – 2 части), тем более что сам автор дает подсказку: пятистишия – о природе, четверостишия – о мыслях, чувствах лирического героя. Он восхищается и прудами, похожими на литые зеркала, и сверкающим ливнем, от которого не прячется, и солнечным лучом Да и вообще все стихотворение наполнено очаровательным светом, особым блеском. Мир Бунина светел даже тогда, когда нет солнца. Автор поэтизирует непреходящую ценность каждого мгновения жизни и в этом видит истинное счастье.
С того дня, как царевич Эврисфей появился на свет, он был окружен заботой и лаской. Правда ни ума, ни силы, ни храбрости природа ему не дала, но властью одарила не малой. Когда умер Сфенел, еще молодой Эврисфей унаследовал власть отца и стал царем всей Арголиды.
Окруженный толпой придворных, Эврисфей надменно принял Геракла. "Клятвою Зевса,— сказал он,— мне вручена власть над всей Арголидой и, прежде всего, над всеми потомками Персея, среди которых я по происхождению старший. Каждый служит мне, чем может. Тебе боги дали силу, ты будешь служить мне силой. В нашей земле есть славный храм Зевса в Немее. Но в последнее время паломники уже не посещают его с прежним усердием. Их пугает чудовищный лев, избравший себе местопребыванием немейскую рощу. Повелеваю тебе очистить от этого не гостя землю Немеи. Как изведешь ты это чудовище — твое дело. Но знай, что меч и копье тебе вряд ли ибо лев этот, порожденный Тифоном и Ехидной15, слывет неуязвимым". Молча выслушал Геракл царя Эврисфея, только головой кивнул в знак согласия.
В тот же день, оставив Иолая в Микенах, Геракл пошел в Немею, чтобы свершить свой первый подвиг — убить Немейского льва.
Тишиной и запустением встретила Геракла земля Немеи: на полях росли одни сорняки, виноградники засохли. Так велик был страх перед чудовищным львом, что жители города боялись покидать свои жилища. Попробовал было Геракл узнать дорогу к логовищу льва, но слышал только один ответ: "Лев сам найдет тебя, как только ты войдешь в лес". Не верили люди, что смертный, каким бы могучим героем он ни был, сможет победить ужасного зверя.
Долго искал Геракл по лесистым склонам и глухим ущельям логово льва. Только к вечеру, услышав грозное рычание, исходившее из мрачной пещеры, понял Геракл: час поединка с чудовищем настал.
Медленно, злобно поводя глазами и с силой хлеща себя хвостом по бокам, из пещеры вышел огромных размеров лев. Тот час же три стрелы Геракла пропели в воздухе и отскочили от твердой, как бронзовый панцирь, шкуры чудовища. Лев присел, готовясь к смертельному прыжку, но сын Зевса успел опередить его: как молния мелькнула тяжелая дубинка Геракла и ее сокрушительный удар пришелся прямо в голову зверя. Лев упал, но тут же поднялся и бросился на грудь Геракла. Сомкнулись могучие руки Геракла на косматой львиной шее, сжали, и отпустили только тогда, когда лев уже был мертв16.
Туша льва была так велика, что Геракл не захотел нести ее в Микены. Он содрал со льва шкуру вместе с головой, сбросил с плеч старую шкуру киферонского льва, которую он носил с ранней молодости, и надел новую — неуязвимую для копий и стрел шкуру льва Немейского.
С криком разбегались люди при виде Геракла с оскаленной львиной пастью на голове, а царь Эврисфей, забившись дальний угол тронного зала, кричал: "Уходи! Уходи! И впредь не смей приближаться к моему дворцу! Мои приказания тебе будет передавать глашатай!"