Всякая дорога начинается в В разных эпохах и в разных уголках земли начинают хлопать двери, входить и выходить люди, скрипеть большие деревянные колёса телег и визжать каучуковые шины автомобилей. Множество людей суетится, собирая человека в путь: древние художники украшают стены пещер рисунками, древние астрономы всматриваются в ночное небо, античные философы рассуждают о смысле бытия, средневековые рыцари дерутся на турнирах, а поэт Пушкин Александр Сергеевич сочиняет стихи о любви, сидя у окна своей усадьбы в Болдино. Из-за уха у него торчит гусиное перо, и капелька чернил с остро заточенного кончика вот-вот сорвётся на смуглую кожу и потечёт по щеке густой фиолетовой слезинкой. Однажды всё это – случайно увиденный наскальный рисунок, яркое пятнышко на ночном небе, всплывшая со дна памяти строчка из «Золотого осла» Апулея, вызов в шестую позицию в фехтовании и капелька густых чернил, сорвавшаяся с гусиного пера – основательно перемешается в чьей-нибудь голове и позовёт человека в дорогу. Туриста - на улицу, повара - на кухню, художника - к мольберту, а писателя - к планшету.
Все эти дороги хранятся в нашей голове вместе с пейзажами и чудовищами – и этот мир отражается вовне через наши глаза. Также как через глаза других людей отражаются их миры, в сумме создавая ту общую материю, в которую завёрнута наша Вселенная. Добавим туда отражения глаз собаки и глаз совы, и тысяч других существ, так или иначе существующих и осознающих себя. И множества глаз иных времён и эпох, чьи отражения не умерли вместе со своими творцами, а продолжают жить, запечатлённые кистью, пером, смычком или строительным мастерком. Безличная окружающая среда – та самая, которая якобы существует объективно и независимо от нас – есть совокупность отраженных миров тех, кто жил до нас. До нас лично, и до нас как цивилизации, и до нас как биологического вида. В День пятый творения её уже создавали из первозданного бульона проторазума динозавры и птеродактили, и огромные рыбы морские растягивали мировой океан отражениями бесконечной воды, пока он не сталкивались со столь же бесконечными отражениями суши земноводными. С тех пор борьба стихий – это борьба отраженных представлений о них. В конечном итоге именно мысль порождает извержение вулкана, трясение вод и земель и оледенение целых континентов.
Чем дольше длилась земная история, тем богаче становился окружающий мир. Нас бы удивила скудость и однообразие Эпохи динозавров. Их мозг был крошечным, и воспроизводили они в отражениях своего крошечного разума лишь всё новые и новые виды себе подобных. Люди спорят о том, какой формы в те времена была наша планета. Плоской, как в начале средних веков, или же круглой, как сейчас? И имела ли она вообще какую-нибудь форму, если о том никто не думал? Последнее представляется наиболее вероятным: к Пятому дню творения Богом была создана изящная планета, формирующая и ограничивающая сама себя. Она находилась в трех состояниях сразу: твёрдом (суша), жидком (океан) и газообразном (воздух). Примитивная мысль морских существ бесконечно воспроизводила одно и тоже – мировой океан. Он мог бы не иметь ни конца и ни края и заполнить солёной водой всю Вселенную, если бы его не ограничивала столь же упорная мысль о тверди земноводных и о воздухе всех дышащих и всех летающих. Также и твердь, воспроизводимая теми, кто жил под землёй, ограничена была водой и воздухом. Последний же был ограничен дальностью полёта птеродактилей. Они питались живущим (или произрастающим) на земле и под водой и не могли улетать далеко в космос от морей и суши.
Творческое начало самого последнего человека куда больше, чем всех динозавров вместе взятых. Он может создавать миры, как некогда английские преступники, которых Скотланд-Ярд отправлял на кораблях умирать в море. Корабль за кораблём они мечтали о земле обетованной, где могли бы скрыться ото всех и жить по своим правилам, где всё было бы наоборот, и, в конце концов, эта земля материализовалась в одной из отраженных реальностей. Там действительно всё было наоборот: зима начиналась летом, а лето – зимой. Эту новую землю назвали Австралией, и теперь корабли с преступниками плыли из Англии прямо к ней. Земля в представлении англичан (пусть и с преступным складом ума) не могла пустовать, и они выдумали аборигенов – удивительных и совершенно не похожих ни на каких дикарей из прежнего мира. Вслед за этим в реальности отразилась вековая мечта любого из преступников – оружие, которое возвращается к хозяину, словно верный пёс. Так появились бумеранги.
Идеи, рождаемые человеческим разумом, воплощаются в невероятные и совершенно фантастические вещи! Нужно только помнить, что всякая дорога начинается в
То есть сейчас.
Объяснение:
пиши
Владимир тоже путешественник. Он вырос в Термезе, на юге Узбекистана, в погранчасти. Рядом горы, пустыни, Амударья, за ней Афганистан. Его глаза с детства насыщены яркими образами Средней Азии, определенностью линий и форм, света и тени. Уже в 80-е годы, в ташкентский период жизни, Дубровский попадает в круг самых известных и востребованных фотографов Узбекистана.
90-е годы, распад страны, кризис культуры. В. Дубровский резко меняет обстоятельства, переезжает в Россию, оседает в Новосибирске, начинает новую жизнь на новом месте. Вскоре он и здесь становится заметен - после выставки, посвященной борцу Карелину. Одна за другой в разных залах открываются его выставки, три из них состоялись в Новосибирской картинной галерее.
Владимир много путешествует и создаёт большие циклы фоторабот: православные монастыри России и Украины, монашеская жизнь, север, Байкал, аборигены Сибири, Алтай, Тыва, Хакасия, шаманы. Новые поездки в Среднюю Азию - Самарканд, Бухара, Хива.
Владимир Дубровский - мастер фотопортрета, пейзажа и, в особенности, мастер репортажного жанрового фото. Он нашел ту пропорцию между индивидуальным самовыражением и задачами объективного свидетельства, которая позволяет соединить художественность и документальность. Документальность - основная категория его системы. Он оставляет зрительные свидетельства жизни в её парадоксальности, красоте, неповторимости, противоречивости, проявленности. Его работа - не просто поиск кадра, внешней композиционности фрагмента, выбранного в бесконечной текучести мира, но выявление и проявление внутренних контуров и связей, наполняющих смыслом фотографию.
Дубровский задумывается над проблемами и противоречиями жизни, над смыслом присутствия человека в мире. Диапазон его интересов широк - от социальных, экологических, этнологических тем до феноменологии человеческой личности. Именно человек в социальном, культурном, природном и временном измерениях - основная, "сквозная" тема его работы. Все чаще в поисках человека Дубровского тянет в сторону от больших мегаполисов, в сторону от утопий общества потребления. Он ищет. В свои пятьдесят он в пути. Это его работа, это его жизнь.
Владимир Назанский
Владимир Дубровский о себе:
Фотография для меня - это возможность общаться с людьми языком светописи, остановленных мгновений - наполненных тонкой игрой психологических и эмоциональных оттенков, цветных, черно-белых, монохромных. Правда, к пониманию этого я пришел не сразу. А вот в среду профессиональной фотографии вошел быстро. Фотография, подобно компьютерному вирусу, проникла в мое естество, но не разрушила его, а как бы, наполнила новым содержанием.