Служил на Кавказе офицер Жилин. Пришло ему письмо от матери и он решил съездить в отпуск домой. Но по дороге его и ещё одного русского офицера Костылина схватили татары (по вине Костылина, так как Костылин должен был прикрывать Жилина, но увидев татар начал убегать от них. Костылин предал Жилина). Татарин, который взял в плен русских офицеров продал их другому татарину. Их держали в кандалах в одном сарае.
Татары заставили офицеров написать письмо домой с требованием выкупа. Костылин написал, а Жилин специально написал другой адрес, так как знал, что выкупить его некому (старушка мама и так бедно жила). Жили они так целый месяц. К Жилину привязалась хозяйская дочка девочка Дина, она носила ему тайком лепешки и молоко, а он делал для нее куколок. Жилин стал думать как им с Костылиным сбежать из плена, начал копать подкоп в сарае.
И однажды ночью они сбежали. Убежали в лес, но Костылин стал отставать и ныть, так как ему сапогами ноги натерло. И так из-за Костылина они далеко не ушли, их заметил один татарин, который проезжал по лесу. Он сказал хозяевам заложников и их быстро догнали с собаками. Пленникам надели кандалы и больше не снимали даже ночью, а также посадили их в другое место в яму аршин пяти. Но Жилин все равно не отчаялся. Все думал, как ему убежать. И его Дина, она ночью принесла длинную палку и спустила её в яму, по ней и вылез Жилин наверх. А Костылин остался, не захотел убегать: испугался, да и сил не было.
Жилин отошел подальше от деревни и хотел снять колодку, но у него ничего не получилось. Дина дала ему в дорогу лепешек, а потом стала плакать, прощаясь с Жилиным: она к нему очень привязалась, так как он был очень добр с ней. И Жилин стал уходить все дальше и дальше, хоть колодка и очень мешала, когда силы закончились он полз, так он дополз до поля, за которым были уже свои русские. Но Жилин боялся, что его заметят татары, когда будет пересекать поле. Только подумал глядь: налево, на бугре, стоят трое татар, десятины на две. Увидали его, пустились к нему. Так сердце у него и оборвалось. Замахал руками, закричал что было духу своим: Братцы! Выручай! Братцы! Услыхали Жилина казаки и бросились наперерез татарам. Испугались татары не доезжаючи стали останавливаться. Так и казаки Жилина. Рассказал им Жилин, как с ним все было, и говорит: Вот и домой съездил, женился! Нет, уж видно не судьба моя. И остался служить на Кавказе. А Костылина только ещё через месяц выкупили за пять тысяч. Еле живого привезли.
Сюжет оперы заимствован из новеллы Проспера Мериме «Кармен» (1847), точнее сказать, из ее третьей главы, содержащей рассказ Хозе о драме его жизни. Опытные мастера театральной драматургии, Мельяк и Галеви, создали превосходное, сценически-действенное либретто, драматические ситуации и текст которого выпукло обрисовывают характеры героев пьесы. Но при разработке этого сюжета под руководством Бизе были внесены существенно важные новые моменты. Прежде всего изменился образ Хозе (в испанском произношении — Хосе) . У Мериме это известный бандит, на совести которого немало преступлений. Он суров, горд, мрачен и чем-то напоминал писателю «мильтоновского Сатану» . Образ, созданный Мериме, необычен и носит более условно-«оперный» характер, чем это имеет место в самой опере Бизе. В трактовке композитора Хозе человечен, прост, лишен черт индивидуальной исключительности. Не бесстрашного, волевого, романтически одинокого героя описал Бизе, а своего современника, человека честного, прямого, несколько слабовольного, мечтающего об уютном и спокойном счастье, но в силу роковых обстоятельств вырванного из привычных условий существования. Это и послужило причиной его личной драмы. Коренное переосмысление образа Хозе привнесло новые моменты в его взаимоотношения с Кармен. И этот образ стал иным. Но изменения здесь шли в противоположном направлении — было снято все, что связано с обрисовкой ловкости, хитрости, воровской деловитости Кармен, иначе говоря, все то, что принижало этот образ. В опере Бизе он приподнят, сделан благороднее и опять же — человечнее и даже наделен под конец чертами трагического величия. Не порывая с первоисточником, авторы оперы активнее подчеркнули вольнолюбие, прямоту смелого характера героини. Они приблизили существо этого образа к той романтической трактовке «цыганского» как синонима свободолюбия, независимости в личных отношениях, противопоставляемых ханжеству буржуазной морали, что нашло свое наиболее яркое воплощение в «Цыганах» Пушкина. Но главное — музыка Бизе наделила Кармен чертами народного характера. Для того чтобы композитор смог этого добиться, либреттисты изменили место действия — они вынесли его на площади и необозримые просторы гор, населили их массами народа, полными оживленной и деятельной радости, находящимися в непрестанном движении. Жизнь бурно закипела вокруг героев оперы, и их связи с действительностью — особенно у Кармен — стали крепче и многостороннее. Введение народных сцен, занимающих важное место в опере, придало иное освещение, другой колорит новелле Мериме, более того, иную идейную направленность: мрачная по краскам драма приобрела характер оптимистической трагедии. Силой жизнелюбия, излучаемой народными сценами, пронизан и образ героини. В прославлении открытых, простых и сильных чувств, непосредственного, импульсивного отношения к жизни основная особенность оперы Бизе, ее высокая этическая ценность. «„Кармен", — писал Ромен Роллан, — вся во вне, вся жизнь, вся свет без теней, без недосказанности» . Концентрируя действие, сжимая его, освобождая от побочных интриг, но одновременно расширяя для усиления роли народного начала, авторы оперы насытили драматургию жизненно достоверными контрастами, придали ее развитию энергию и динамику. В противовес Хозе тореадор Эскамильо приобрел волевую, героическую, хотя и несколько внешнюю характеристику, а антитезой к Кармен явилась ласковая и нежная Микаэла — образ, созданный либреттистами на основе вскользь брошенной писателем фразы о «девушке в голубой юбке и с светлыми косами» . Её образ особенно полюбился зрителям. Ее лирическая ария «Напрасно себя уверяю» наполнена драматизмом и решительностью. Премьера оперы Бизе состоялась 3 марта 1875 года в Париже, и, на удивление, первый показ был воспринят зрителями с непониманием. В частности, критики и зрители обвинили Бизе едва ли не в вульгарности героев, так как свободное проявление ими своих чувств вызывало негативные эмоции у ханжески настроенной французской буржуазии.
