Рассказ старого шарманщика.
Нечего Бога гневить, мил человек, кусок хлеба каждый день имеем. А когда мне, вот как теперь, и рюмочку удается пропустить, недугов многих ради. Сережа вон, растет, не смотри, что худой, крепкий парень будет. И упорный. Я его, Александр Иванович, лет пять назад взял «напрокат» у забулдыги, вдового сапожника. Тот умер вскорости, а мальчонка остался при мне. Акробатом. Чисто работает. И Артошка роль свою знает, с чилиндром моим публику на задних лапах обходит. Артист! А знаешь, тут какая история приключилась?
Работали мы как-то на даче инженера одного, который по всей России железные дороги строит. А там мальчугашка, язвительный такой. Подавай ему собаку! И барыня ко мне: «Продай». А как продать – он нас двоих, может, кормит, поит и одевает. Еле ушли. Да рано радовались. Нашел нас дворник ихний, уговаривать стал. И того не понимает, что Арто нам как друг иль брат. Я так и сказал: «Не все продается, что покупается». Но дворник, Иуда, проследил за нами. Как нас сон сморил, он пуделя колбасой заманил, да и свел. Господа, видно, ему велели, без собаченьки нашей затейной не возвращаться.
Проснулся я, слышу, Сережа Арто зовет. Думали, прибежит, вернется. А как колбасный огрызок нашли, тут все и поняли. Сергей к мировому хотел идти, да не вышло у нас. Но вижу я, задумал он что-то большое и серьезное. Заночевали мы в Алупке в турецкой кофейне.
А под утро Артошкин радостный визг меня разбудил. Лицо мне лижет, а на шее обрывок веревки. Гляжу, Сереженька спит, в гимнастическом трико, весь в дорожной пыли. Понял я тут все: ведь он ночью за Арто от Алупки дальше Мисхора ходил - и обратно! А уж, как ему пуделя удалось забрать, сколько страху натерпелся, да чего ему это стоило, как бежали они до самого родника, он мне потом рассказал. Господь указал лазейку между каменной стеной и кипарисами и к месту привел, где стена в полтора аршина. А это разве им высота? Он же гимнаст. Бог даст, в цирк хороший поступит. А пока лето, будем и дальше всей нашей труппой ходить с моей старой шарманкой по Крыму.
Но однажды произошло чудо: мать П., кухарка, которую он при редких встречах «просил взять его отсюда», отвезла его на дачу в Царицыно, где жили ее господа. «Он не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стремился». Все, что дальше увидел П. впервые в жизни: вокзал, из окна поезда поле, лес, то, как поезд взлетел на мост и точно повис в воздухе, —- так потрясло его, «что глаза П. давно уже перестали казаться сонными, и морщинки пропали». В первые дни пребывания на даче новые впечатления «смяли <...> маленькую и робкую душонку» «этого современного дикаря, выхваченного из каменных объятий городских громад». Но через два дня П. «вступил в полное согласие с природой». Однако на исходе недели пришло письмо с требованием вернуться в Москву, в парикмахерскую. К тому времени П. про город уже забыл, он нашел «место, куда ему всегда хотелось уйти». Услышав о письме, он, как Василий Фивейский и другие герои Андреева в минуты наивысшего потрясения, «закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле».
Уже по дороге в город глаза П. снова стали «сонливы и апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом». Так замкнулся круг, выход из которого невозможен.