Как-то в детстве отец взял меня с собой на сенокос. На всю жизнь я запомнил этот светлый майский день. Степь отливала лазурью. То цвели васильки вперемежку с незабудками. Пламенели от края до края маки. Из балки доносился «бой» перепела. Чёткий, требовательный, ровный. Пахнет скошенным сеном, цветами, чабрецом. Отец водит косой широко, ровно. Я иду вслед за отцом, любуясь его работой. Весь день отец косил густую, податливую траву, а я ходил вслед за ним, подносил ему воду в старом закопчённом чайнике, смотрел, как он жадно пил её крупными глотками. Вечером отец растеплил костёр, и мы долго пили с ним чай, заваренный им какой-то травой такого аромата и вкуса, какого я больше никогда не пил. Спать мы с отцом легли под копной пахучего сена. После знойного дня на землю спустилась вечерняя прохлада. Отец долго рассказывал мне сказки про Конька-горбунка, хитрую лису и ворону, про звёзды, которые золотой россыпью* светились на небе. Прямо над нами всё выше и выше поднималась луна. Вокруг было тихо и безмятежно. От земли шёл тёплый запах, от него чуточку кружилась голова. Птицы умолкли, лишь время от времени перепел просил пить. Тишина становилась всё гуще и таинственнее. Только сверчки не унимались да разноцветные бабочки беззвучно кружились над нами. Придвинувшись к отцу, я уткнулся ему под мышку и сразу заснул. Таким беспробудным сном спят люди только на сенокосе. Пройдут годы, но эта звёздная ночь, и утро, и весенняя степь останутся в памяти, как первое прикосновение к таинственному, чарующему* миру природы. Наша маленькая деревенька Тюе-Тас (Верблюжий камень) затерялась в безбрежной степи на берегу тихой речки Кутур- ган. Бывало, откроешь дверь и сразу же шагнёшь прямо в степь. Весной она покрывалась весёлым изумрудно-зелёным полушалком с пламенно-радостным оттенком от множества полевых цветов. Летом, в жаркие дни, пшеничная нива подступала прямо к калитке. Казалось, протяни руку, и можно, не выходя со двора, потрогать пальцами тугие колосья. Мы, деревенские мальчишки, не видевшие никогда леса, считали, что лучше нашей степи вряд ли что можно сыскать на всей земле. Она была для нас родным домом. Мать, большая любительница природы, под любым предлогом старалась увести нас в степь. - Пойдёмте, погуляем в поле, - ласково говорила она. И мы с большой радостью, наперегонки, сломя голову, неслись по степным просторам. Окрестности деревни с непонятными мне названиями Амансай, Кызылсай, Тюе-Тас, Боролдай рисовались в моём воображении сказочными, полными тайн. Тюе-Тас... Для кого другого это слово мало значит. А для меня - это и бескрайняя степь, и глубокие балки, пересечённые звонкими оврагами, и чистое голубое небо, и весёлая песнь жаворонка, и кишевшая когда-то рыбой степная речка Ку- турган, и полыхающая тюльпанами в апреле балка Кызылсай, и хорошие люди, которые меня окружали. Словом, Тюе- Тас - детство и юность моя
эпитеты:на высоких ногах, веснушки крупные,носик чистенький, затылок широкий, мальчик упрямый, сильный; носики задорные, в густых ельниках, в предрассветной темноте,
сравнения: веснушки, как золотые монетки; носик глядел попугайчиком, как и покойная мать, Настя вставала далеко до солнца; палестинка, вся красная, как кровь; белая куропатка, как будто ведьма хохочет; и вдруг стало свежо и бодро, как будто вся земля умылась;
олицетворение: и тогда деревья стонали и выли на все Блудово болото; елка нажала на сосну и сосна простонала.
метафоры: хлебнуть много всяких забот, борина Звонкая охотно открыла детям свою широкую просеку, и вот первый луч наконец-то заиграл на щеках детей
