пеплом, наполненные такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть? Вот такие глаза были у моего случайного собеседника.." (М. А. Шолохов "Судьба человека"
"И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь..." (А. П. Чехов "Человек в футляре")
"Школьная фотография жива до сих пор. Она пожелтела, обломалась по углам. Но всех ребят я узнаю на ней. Много их полегло в войну. Всему миру известно прославленное имя сибиряк..." (В. П. Астафьев "Фотография, на которой меня нет")
"Когда шествие миновало место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека..." (Л. Н. Толстой "После бала")
"Мне часто вспоминается теперь и эта темная река, затененная скалистыми горами, и этот живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своей близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла... Но все-таки... все-таки впереди - огни!.." (В. Г. Короленко "Огоньки")
Чацкий выгодно отличается от остальных героев комедии, прежде всего, наличием критического мышления, острого и незаурядного ума, наличием высокоморальных качеств, идеалами, принципами, патриотизмом, в конце концов. Благородный, порядочный, хорошо образованный и вместе с тем деятельный по натуре, он резко осуждает порядки фамусовского общества, декларирует высшую ценность образования, просвещения, патриотизма и главенства морали над всеми поступками. В общем, герой хоть куда, простыми словами: именно таким видели в то время (да и сейчас, собственно, тоже) идеального гражданина.
Но трагедия Ионы никого не интересует: ни военного, ни праздношатающуюся молодежь, ни человека его же сословия — извозчика.
Иона Потапов никому не интересен, его распирающая душу боль никому не нужна. Все куда-то спешат, все недовольны, раздражены, только Ионе некуда спешить. Он одинок, печален, погружен в раздумья. Смерть ошиблась, "дверью обозналась", забрала наследника, который "настоящий извозчик был".
Что же остается ему, как не поделиться своим горем с лошадью. "Про сына, когда один, думать он не может.. . Поговорить с кем-нибудь о нём можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко... "
И видя "блестящие глаза" лошади, он рассказывает о своей тоске понятными, как ему кажется, для неё словами: "Таперя, скажем, у тебя жеребёночек, и ты этому жеребёночку родная мать.. . И вдруг, скажем, этот самый жеребёночек приказал долго жить.. . Ведь жалко? "