В непосредственной близости от Москвы расположено Остафьево — замечательный памятник русской культуры века. Старая липовая аллея остафьевского парка, по выражению, которое молва приписывает Пушкину, наречена "русским Парнасом". В самом деле, кто только из русских писателей первой половины XIX века не гулял по ней?! — Н. М. Карамзин и И. И. Дмитриев, В. А. Жуковский и Д. В. Давыдов, П. А. Вяземский и А. С. Пушкин...
В громадном двухэтажном особняке вполне могло помещаться, не стесняя друг друга, несколько семейств. И в доме, действительно, всегда кто-то гостил. Гости эти были избранниками музы, приезжавшими сюда, чтобы в тишине аллей, под сенью лиственниц и лип, в созерцании пруда выпестовать творческие думы. Пушкин, например, завершил здесь "Руслана и Людмилу". Самый дом, запечатлевший "цельность и трезвую простоту создателя", со спокойной ясностью линий и пропорций в архитектуре тоже этому. Но главное, чем дорого нам Остафьево, связано с именем Карамзина: с 1801 по 1816 год великий Историк написал здесь семь томов и начал 8-й своей "Истории государства Российского".
Николай Михайлович был женат на сводной сестре поэта Петра Вяземского, и в 1807 году, когда 15-летний Петр стал владельцем имения, Карамзин был назначен его опекуном. "Остафьево, — писал Карамзин впоследствии, — достопамятно для моего сердца... там текли средние, едва ли не лучшие лета моего века, посвященные семейству, трудам и чувствам общего доброжелательства, в тишине страстей мятежных..." Дни историка были наполнены неустанным трудом. Его рабочая комната с большим окном в сад поражала посетителей строгостью и скромностью обстановки: рядом с письменным столом располагались специально сработанные небольшие столики, на которых раскладывались рукописи и летописные свитки.
В узком, кривом переулке, в ряду других жалких домишек, стоял узенький, высокий дом, наполовину каменный, наполовину деревянный, готовый расползтись со всех концов. Жили в нем бедные люди; особенно бедная, убогая обстановка была в каморке, ютившейся под самою крышей. За окном каморки висела старая клетка, в которой не было даже настоящего стаканчика с водой: его заменяло бутылочное горлышко, заткнутое пробкой и опрокинутое вниз закупоренным концом. У открытого окна стояла старая девушка и угощала коноплянку свежим мокричником, а птичка весело перепрыгивала с жердочки на жердочку и заливалась песенкой.
На мой взгляд, уже давая героям имена, автор заложил в них смысл слов «костыль» и «двужильный» . Первое обозначает устройство, служащее опорой при ходьбе, а второе - выносливый, сильный. Следовательно, Косты-лин не может в ЖИЗНИ без опоры («костыля») , а Жилин – физически сильный, стойкий много вынести и выдержать. Жилин и Костылин – офицеры русской армии времён войны на Кавказе. Они попали в плен из-за Костылина, который предложил отделиться от обоза и поехать самим. Костылин и Жилин попали а плен. Два «брата по несчастью» , они и в плену вели себя по-разному. Жилин показал себя смелым и решительным человеком, который нико-гда по доброй воле не попал бы в плен. «Не дамся же живой…» , «С ними что робеть, то хуже». Костылин проявил себя как трусливый человек. Жилин был исполнен твёрдости в осуществлении побега, действовал решительно и предусмотрительно: «Жилин уж наперёд прикормил собаку» , «Стал Жилин немного понимать по-ихнему» . А Костылин этих качеств не проявлял, он без-действовал, и создаётся такое впечатление, что его парализовал страх смерти. Жилин мужественнее, выносливее, сильнее Костылина не только физи-чески, но и нравственно: «Тяжело Жилину, ноги тоже в крови и уморился. Нагнётся, поправит, подкинет, чтобы повыше сидел на нём Костылин, тащит его по дороге» . Из Костылина верный друг не получится, так как в нём нет ни преданности, ни верности, а чтобы быть настоящим другом и товарищем эти качества необходимы. Костылин бросил своего сослуживца в беде, а Жилин - нет: «Не годиться товарища бросать» У татар тоже было разное мнение о пленниках: Костылина они звали «смирным» , а Жилина - «джигитом» . Это показывало то, что они его уважали. Жилин выбрался из ямы и смог убежать из плена только благодаря по-мощи татарской девочки Дины, которая видела в нём настоящего доброго че-ловека, а не врага. На мой взгляд, главная идея рассказа – научить людей не сдаваться да-же в трудных обстоятельствах и ситуациях, упорно добиваться цели, быть до-брыми, смелыми, храбрыми и преданными. В этом рассказе слабодушие и пассивность Костылина противопоставлены активности, стойкости и чело-вечности Жилина. Мужество и выдержка ему бежать к своим, пре-одолевая все препятствия и преграды. Мне кажется, Л. Н. Толстой назвал рас-сказ «Кавказский пленник» потому, что только Жилин может быть примером для подражания...
Остафьево
В непосредственной близости от Москвы расположено Остафьево — замечательный памятник русской культуры века. Старая липовая аллея остафьевского парка, по выражению, которое молва приписывает Пушкину, наречена "русским Парнасом". В самом деле, кто только из русских писателей первой половины XIX века не гулял по ней?! — Н. М. Карамзин и И. И. Дмитриев, В. А. Жуковский и Д. В. Давыдов, П. А. Вяземский и А. С. Пушкин...
В громадном двухэтажном особняке вполне могло помещаться, не стесняя друг друга, несколько семейств. И в доме, действительно, всегда кто-то гостил. Гости эти были избранниками музы, приезжавшими сюда, чтобы в тишине аллей, под сенью лиственниц и лип, в созерцании пруда выпестовать творческие думы. Пушкин, например, завершил здесь "Руслана и Людмилу". Самый дом, запечатлевший "цельность и трезвую простоту создателя", со спокойной ясностью линий и пропорций в архитектуре тоже этому. Но главное, чем дорого нам Остафьево, связано с именем Карамзина: с 1801 по 1816 год великий Историк написал здесь семь томов и начал 8-й своей "Истории государства Российского".
Николай Михайлович был женат на сводной сестре поэта Петра Вяземского, и в 1807 году, когда 15-летний Петр стал владельцем имения, Карамзин был назначен его опекуном. "Остафьево, — писал Карамзин впоследствии, — достопамятно для моего сердца... там текли средние, едва ли не лучшие лета моего века, посвященные семейству, трудам и чувствам общего доброжелательства, в тишине страстей мятежных..." Дни историка были наполнены неустанным трудом. Его рабочая комната с большим окном в сад поражала посетителей строгостью и скромностью обстановки: рядом с письменным столом располагались специально сработанные небольшие столики, на которых раскладывались рукописи и летописные свитки.