Матери Николенька Иртеньев вспоминает с нежностью, любовью и благодарностью, как о чем-то самом светлом в своей жизни. С детства врезались в память мальчика звуки ее голоса, сладкого и приветливого, нежный, ласковый взгляд, «чудесные, нежные» руки матери. Николенька угадывал присутствие матери даже во сне: «по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам». Когда, бывало, мальчик засыпал в гостиной под разговоры взрослых, мать, проводив гостей, подходили к нему, нежно гладила по волосам. В это время «ничьи равнодушные взоры» не стесняли ее и она не боялась излить на него «всю свою нежность и любовь». Обращения матери к сыну всегда очень ласковые: «моя душечка», «мой ангел». Как и всякой любящей матери, Николенькиной хочется, чтобы, если ее вдруг не станет, дети запомнили ее саму и ее к ним любовь. Поэтому, когда, сильно прижавшись к матери, Николенька говорит ей о своей любви, «она молчит с минуту, потом говорит: «Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? Не забудешь, Николенька?» После этого мать еще нежнее целует сына, чем вызывает у него слезы. И тогда Николенька начинает читать свои детские молитвы, в которых просит Бога сохранить жизнь всем его родным. С любовью относясь к детям, мать старалась воспитывать их разносторонне. Дети много читали, учились игре на фортепиано, танцам. Нежность натуры матери проявляется и в ее отношениях к своей няне, а затем экономке Наталье Савишне. Желая отблагодарить женщину за ее любовь и преданность, мать выдала ей вольную. Добрая, чуткая, заботливая, нежная и любящая женщина, мать Николеньки Иртеньева воплотила в себе все черты матери писателя.
«ПОЦЕЛУЯМИ ПРЕЖДЕ СЧИТАЛ», стихотворение раннего Лермонтова. (1832), мотивы, идеи и общая тональность которого более характерны для позднего периода творчества поэта. В стихотворении Лермонтов. подводит черту под прожитой жизнью, оценивая ее предельно обобщенно, резко, без полутонов, с противоположных по смыслу символизированных определений: «Поцелуями прежде считал я счастливую жизнь свою»; «И слезами когда-то считал я мятежную жизнь мою». Но эти антиномичные состояния оказываются уравненными и несостоятельными перед главным исходом: «Но теперь я от счастья устал, / Но теперь никого не люблю». Повтор последнего стиха в первых двух четверостишиях настойчиво утверждает в настоящем времени одно-единственное всепоглощающее состояние лирического героя. Однако в третьей, заключительной строфе устойчивость авторской позиции исчезает. Поэт рисует символический образ «разорванного» сознания; лирический. герой отказывается от любви, этой главной нити, связующей его с людьми (ср. также в стих. «И скучно и грустно»: «Любить — но кого же? — На время не стоит труда, / А вечно любить невозможно»), что ведет к мучительной пытке «дурной бесконечностью» времени. Он не может жить ни ибо оно необратимо, ни надеждой, ибо он не может любить. Сознание «не в силах согласовать все эти временны́е ориентиры», овладеть своим собственным субъективным временем: «И я счет своих лет потерял / И крылья забвенья ловлю: / Как я сердце унесть бы им дал! / Как бы вечность им бросил мою!». Таим образом, лирический герой выпадает из естественного. ритма человеческого бытия («счет своих лет потерял»). Образ лирического. героя, проходя различные стадии «кристаллизации», сближается с образом демона в одноименной поэме (1829—39); демон также неукоренен в человеческом бытии, его удел — такое же абсолютное одиночество: «Один, как прежде, во вселенной, / Без упованья и любви!..», а желание забвения мучительно и неосуществимо.
Фея. Был(а) я в волшебном лесу. В этом лесу было красиво. Смотрю я наверх и вижу как белочка что-то ловит лапками. Я пригледелся(лась) и увидело что это парзает в воздухе. Я сначала удивился(лась). Но потом это что-то приблизилось ко мне, я сначала испугался(лась). Но потом решила начать говорить. Фея мне говорит- "стой, я тебе кое что сказать хочу" "Ну довай!" - сказал(а) я. И она сказала что исполнит любое моё желание. Я загадал(а) что-бы мои родители жили вечно и спустя много времени они правда жили очень долго.