Весной в родимом лесу нечаянно-быстро приходит та радостно-страшная ночь, когда весь мир и вся Вселенная встают на дыбы. Жизнь и земля со всею природой выходят из своих берегов и топят душу в безжалостном счастье. Это тогда постигают многие люди, что нет нигде ни конца, ни начала. единственная минута, короткий момент исчезания последнего холода. Ушла, изморилась вконец поверженная апрелем зима. Вот в тревожной темени родилось и двинулось всесветное, уже не слоистое, а тугое, плотное тепло, превращая себя в мощный и ровный ветер. Дрогнули готовые распуститься дерева. Где-то в невидимом, но почти осязаемом небе сшиблись широкими лбами темные облака. Неяркая вешняя молния сиганула в лесную теплую мглу, и первый трескучий гром чисто и смело прокатился над миром. Будто раскатилась каменка нездешней, какой-то сказочно богатырской бани. Странная тишина томится в лесу после этого грохота. Ветер не дует, а давит сплошь, все замирает. Дождь в ночи обильно и коротко. Везде в снующей, исчезающей темени сопит пахнущая корнями земля: это зашевелились в несметном числе травяные ростки, поднимая и распахивая листья, хвоинки и сгнивающие сучки. Утром золотые столбы испарений поднимаются в лесных прогалинах, словно добрые призраки, они безмолвно и быстро меняют свои исполинские контуры. На березах еле слышно оживают размякшие ветки, от лопающихся почек они тоже меняются, делают свой уток и основу. На восходе легко и неторопливо выпрастываются из почек маленькие, в детский ноготок, листочки. Солнце выходит очень быстро. Яростно-новое, с неопределенными очертаниями, оно греет еще бледную, но густеющую с каждой минутой зелень березняка. Птицы поют взахлеб, земля продолжает сопеть и попискивать, все поминутно меняет свой образ. Везде в мире жизнь и свобода, и сердце сопереживает чувство освобождения: да не будет конца свободе и радости! Да не будет конца. Но там, за чередою весенних дней, земля уж обрастает жирной травой. Зелень полян незаметно теряет свою первозданную свежесть, и жесткими бородавками покрывается когда-то нежный березовый лист. Ленивеют и толстеют в небе опаловые облака, идущие все в одну сторону, надменно, самодовольно начинают рычать огрубевшие громы. И тогда в лесистых чащобах рождаются полчища кровожадного гнуса, ползут и ползут по веткам бородатые мхи. В земле, меж миллионов корней, враждующих и борющихся за ее кровь, цепко ветвятся, проползают грибницы. И никому не известно, что творится в темном земном нутре, только поверх тут и там поднимаются красные шапки мухоморов. В такую пору в лесу впервые ощущается запах гнили. Еще не стихло зеленое, разнузданное пиршество лета, а нити грибных дождей уже напрасно сшивают самобранную июльскую скатерть: в сентябре одно за другим все умирает, засыпает будто в похмельном сне. Зачем же, ради чего была тогда и весна? Если в декабре снова все в мире оцепенело, если опять все сковано ледяными цепями, белою снежною шубой? Но снова ждешь почему-то такой же весенней ночи. Ждешь, хотя знаешь, что с нею придет то же самое и что все будет точь-в-точь как и раньше.
Виктор Владимирович Виноградов – выдающийсярусский лингвист и литературовед. Его труды связаны, в основном, с изучением грамматики и истории русского языка. Его известная работа "Русский язык. Грамматическое учение о слове", которая многократно переиздавалась, представляет собой систематическое исследование теории грамматики русского языка. Также Виноградов изучал вопросы языка и стиля, участвовал в создании словарей.
1801-1872) - исследователь русского языка, писатель. В.И. Даль создал "Толковый словарь живого великорусского языка", за который был удостоен звания почётного академика Петербургской Академии наук. Даль работал над этим словарём в течение 53 лет. "Толковый словарь живого великорусского языка" включает около 200 тыс. слов и не потерял своего значения до сих пор. Также Далем было собрано более 30 тысяч пословиц, изданных им в сборнике "Пословицы русского народа".
Ожегов Сергей Иванович (1900-1964) - российский языковед, лексиколог, лексикограф, исследователь норм русского литературного языка .
Лев Владимирович Щерба (1880-1944). Профессор, академик, лингвист, педагог. Занимался фонетикой, синтаксисом.
Дмитрий Николаевич Ушаков 1873-1942гг.), русский советский языковед, член-корреспондент АН СССР (1939). В 1895г. окончил Московский университет. Труды Д.Н. Ушакова послужили основой для развития русской диалектологии: "Очерк русской диалектологии с приложением первой карты русских диалектов в Европе" (в соавторстве с Н.Н. Дурново, Н.Н. Соколовым), "Краткое введение в науку о языке" и др. С 1901г. участвовал в работе по улучшению и реформе русского правописания. Возглавлял Орфографическую комиссию Наркомпроса (30-е гг.). Был инициатором изучения русской орфоэпии ("Русская орфоэпия и её задачи", "К вопросу о правильном произношении"). Под редакцией и при авторском участии Д.Н. Ушакова в 1935-1940гг. вышло 4 тома "Толкового словаря русского языка". Воспитатель целого поколения русистов, Д.Н. Ушаков был энциклопедистом русистики и славяноведения, мастером русского живого слова. Группа учеников Д.Н. Ушакова образовала ядро "московской фонологической школы".
1) Мне купили книгу 2) Быстро прочесть (не знаю как) 3) Новый запас слов. Один раз купили мне родители книгу. Она была очень маленькая, что я даже удивился, и подумал - врятли она чему-нибудь меня научит. Она была на столько мала, что ее можно было очееь быстро прочесть. Мама меня заставила читать. Я взял тоненькую книжонку и уселся в мягкое кресло. После прочтения я узнал столько много слов, что сам удивился - откуда это тут столько было много новых враз? Я перессказал все новые слова маме - она сама удивилась этому. Вот такая была эта маленькая книга!
единственная минута, короткий момент исчезания последнего холода. Ушла, изморилась вконец поверженная апрелем зима. Вот в тревожной темени родилось и двинулось всесветное, уже не слоистое, а тугое, плотное тепло, превращая себя в мощный и ровный ветер. Дрогнули готовые распуститься дерева. Где-то в невидимом, но почти осязаемом небе сшиблись широкими лбами темные облака. Неяркая вешняя молния сиганула в лесную теплую мглу, и первый трескучий гром чисто и смело прокатился над миром.
Будто раскатилась каменка нездешней, какой-то сказочно богатырской бани.
Странная тишина томится в лесу после этого грохота. Ветер не дует, а давит сплошь, все замирает.
Дождь в ночи обильно и коротко. Везде в снующей, исчезающей темени сопит пахнущая корнями земля: это зашевелились в несметном числе травяные ростки, поднимая и распахивая листья, хвоинки и сгнивающие сучки.
Утром золотые столбы испарений поднимаются в лесных прогалинах, словно добрые призраки, они безмолвно и быстро меняют свои исполинские контуры. На березах еле слышно оживают размякшие ветки, от лопающихся почек они тоже меняются, делают свой уток и основу. На восходе легко и неторопливо выпрастываются из почек маленькие, в детский ноготок, листочки. Солнце выходит очень быстро. Яростно-новое, с неопределенными очертаниями, оно греет еще бледную, но густеющую с каждой минутой зелень березняка. Птицы поют взахлеб, земля продолжает сопеть и попискивать, все поминутно меняет свой образ. Везде в мире жизнь и свобода, и сердце сопереживает чувство освобождения: да не будет конца свободе и радости!
Да не будет конца. Но там, за чередою весенних дней, земля уж обрастает жирной травой. Зелень полян незаметно теряет свою первозданную свежесть, и жесткими бородавками покрывается когда-то нежный березовый лист. Ленивеют и толстеют в небе опаловые облака, идущие все в одну сторону, надменно, самодовольно начинают рычать огрубевшие громы. И тогда в лесистых чащобах рождаются полчища кровожадного гнуса, ползут и ползут по веткам бородатые мхи. В земле, меж миллионов корней, враждующих и борющихся за ее кровь, цепко ветвятся, проползают грибницы. И никому не известно, что творится в темном земном нутре, только поверх тут и там поднимаются красные шапки мухоморов. В такую пору в лесу впервые ощущается запах гнили. Еще не стихло зеленое, разнузданное пиршество лета, а нити грибных дождей уже напрасно сшивают самобранную июльскую скатерть: в сентябре одно за другим все умирает, засыпает будто в похмельном сне.
Зачем же, ради чего была тогда и весна? Если в декабре снова все в мире оцепенело, если опять все сковано ледяными цепями, белою снежною шубой?
Но снова ждешь почему-то такой же весенней ночи. Ждешь, хотя знаешь, что с нею придет то же самое и что все будет точь-в-точь как и раньше.