осуществления своих захватнических планов.
Однако если в черновом варианте «Анчара» поэт выражает надежду на то, что мгла отступит, и грозный восточный правитель все же потерпит поражение, то в окончательной версии предугадывать ход развития событий Пушкин предоставляет самим читателям. И дело не только в том, что автор не хочет в очередной раз дразнить цензуру, которая и без того весьма придирчиво относится к каждому его произведению. Вероятно, Александр Пушкиносознает, что свергнуть самодержавие нынешнему поколению еще не под силу, и подобная идея нежизне хотя бы потому, что Россия еще не готова к столь кардинальным переменам. При этом любые попытки изменить ситуацию будут тут же пресекаться, а самым ярым патриотам и реформаторам страны предстоит пасть от стрел, отравленных соком анчара. А попросту – быть сосланными в Сибирь, невзирая на титулы, звания и благородное происхождение.Александр Пушкин по праву считается одним из выдающихся русских поэтов. Причем, его талант был по достоинству оценен еще при жизни автора, что в литературных кругах 19 века являлось редкостью. Однако у Пушкина было достаточно много врагов, и среди них – правящая элита царской России, к которой поэт также испытывал далеко не самые теплые чувства. Однако, наученный горьким опытом и не желающий вновь оказаться в изгнании, Александр Пушкин в своем творчестве более позднего периода воздержался от открытого обличения властей, завуалировав его тонкими аллегорическими образами.
Стихотворение «Анчар», созданное в 1828 году, является одним из таких произведений. Его конечный вариант вполне благопристоен и напоминает средневековую . Однако до наших дней дошли черновики этого стихотворения, где недвусмысленно проводится параллель между российским царем и грозным восточным правителем, который отправляет на смерть ни в чем не повинного раба.
Анчар — смертельно опасное дерево, сок которого с незапамятных времен использовался для смазывания наконечников стрел, которым восточные воины поражали врага. Возле ядовитого анчара ничего не растет, а звери стараются обходить стороной место, где расположено это дерево. Однако это не останавливает могущественного воина, желающего добыть сок анчара. Одним взглядом он направляет в гиблое место своего слугу, заранее зная, что ему суждено умереть. Но что значит жизнь раба, когда на карту поставлен успех военной операции?
Такое поведение характерно не только для восточных владык, но и для русских самодержцев. Однако обличать в открытую российского царя, для которого жизнь простого крестьянина или же солдата не стоит и гроша, Александр Пушкин все же не рискнул. В итоге стихотворение «Анчар», если не пытаться проводить параллель с действительностью, можно отнести к разряду красивой и мрачной былины. Тем не менее, черновые варианты этого произведения недвусмысленно свидетельствуют о том, что автор на самом деле имел ввиду, когда создавал это эпическое произведение, наполненное безысходностью, жестокостью и неотвратимостью происходящего.
Исследователи творчества поэта проводят еще одну параллель между стихотворением «Анчар» и политической ситуацией в России первой половины 19 века. По их мнению, грозный восточный правитель отождествляет собой не столько царя, сколько всю страну, которая готова рассылать «послушливые стрелы», отравленные ядом, в различные страны мира. Иными словами.
Стихотворение, опубликованное в третьем по счёту сборнике Валерия Брюсова «Me eum esse» («Это я», 1897) под заголовком «Я люблю…», датируется июнем 1897 года. В это время двадцатитрёхлетний скандально известный поэт-декадент – всё ещё студент и всё ещё проживает в доме своих родителей, в большой семье, где с недавнего времени появилась выпускница французской католической школы в Москве, чешка по национальности, Иоанна Матвеевна Рунт: она служит гувернанткой младших детей Александра, Лидии и Евгении, и ей двадцать один год. Валерий к тому времени уже пережил две бурные любовные драмы (первая любовь Брюсова, Елена Краскова, скоропостижно скончалась от чёрной оспы весной 1893 года; со второй, Натальей Дарузес, он расстался в 1895 году) и в скромной гувернантке сумел распознать надёжную подругу, с которой он затем счастливо прожил до конца своей жизни (свадьба состоялась 28 сентября 1897 г.; пережив поэта на сорок лет, Иоанна Матвеевна Брюсова была верной хранительницей и издательницей его наследия).
Литературное направление и жанрВерность раз навсегда избранному символизму Брюсов сохраняет и в этом стихотворении впервые прямо обращённом к самому важному человеку в его жизни и написанном в жанре классического любовного послания. В этом смысле прежде всего бросается в глаза эпиграф из Ф.И. Тютчева – любимца и «предтечи» русского символизма: «…между двойною бездной…». Эпиграф взят из стихотворения Ф.И. Тютчева «Лебедь»: в нём «лебедь чистый» показан между двойною бездной – Небом и Морем. Это, конечно, должен знать читатель стихотворения Брюсова. Тогда он легко воспримет символизм образа лирического героя как этакого «очищенного» от лебедя, готового начать жизнь с чистого листа – и тоже между двумя символическими безднами: Небо остаётся «на своём месте», а место Моря занимает («по Фрейду») бездонная и ещё неведомая («не-веста») бездна-стихия – Женщина.
Тема, основная мысль и композицияИстинная любовь – вот тема этого стихотворения: любовь, которая не опускает человека до уровня инстинктивной, животной жизни, но, напротив, влечёт его к небу. Это весьма ответственное поэтическое послание Валерия Брюсова не только возлюбленной, но и самому себе, и своим друзьям, а более врагам – той «антидекадентской» критике, которая именно в нём, Брюсове, усматривала едва ли не главного провозвестника «декадентских» устремлений его поколения. В данном стихотворении уже можно видеть начало того «страстного рационализма», который вообще среди всех русских поэтов отличает Брюсова, сочетавшего, казалось бы, несочетаемое – «романтическую» страсть со строгим «классицистическим» рационализмом поэтического мышления и художественного построения. Так, вызывающе проста, предельно рациональна композиция стихотворения, выражающая его главную мысль и построенная на одном параллелизме, заявленном в первой строке и настойчиво повторённом в последней: любовь к единственной и главной женщине – любовь к небу.
Тропы и образыЭтот главный параллелизм («двойная любовь») раскрывается в столь же рационально построенной системе образов-символов, которые играют и переливаются, как «двойные» картинки: например, явные гиперболы (бесконечность милых глаз, беспредельность милого взора) тут же могут быть прочитаны и как «простое» поэтическое описание неба, «просто» отражённого в глазах любимой – в чём и состоит символизм данных образов. Точно так же дышать нам дано воздухом, «атмосферой», которая и есть небо, – но в символическом плане «жизнью я дышу, любя» (метафора) – и только любя, так как истинное постижение всего символического наполнения «небесных» образов-символов даётся лишь любовью. Прямая отсылка к Тютчеву дана не только в эпиграфе, но и в символическом образе лебедя, но и этот образ есть троп – сравнение с лебедем самого лирического героя, который, «как лебедь на волнах», гордо реет между «бездной» неба и «бездной» взора любимой. Наконец, очень важен финальный образ-символ «заброшенности» (утраченного рая): «Так, заброшены на землю…» Преодолеть заброшенность, вернуть утраченный рай и вернуться на свою метафизическую родину – на небо – человеку возможно опять-таки не иначе как при любви: «…к небу всходим мы, любя...».
Размер и рифмовкаБрюсов – молодой, но уже известный (и даже скандально известный благодаря моностиху «О, закрой свои бледные ноги») адепт коротких строф – и в данном стихотворении щеголяет десятью двустишиями (число десять некратно четырём – восемь двустиший могли бы восприниматься как два катрена) с заведомо небрежными, «избитыми» рифмами: «тебя – любя» (дважды!), «глаз – нас», «поглощён – времён» и «волнах – мечтах».