Образ “великого государя” “Капитанской дочки” многогранен: Пугачев то злобен, то великодушен, то хвастлив, то мудр, то отвратителен, то всевластен, то зависим от окружения. Он связан не только со страшными событиями екатерининской эпохи, но и с полувымышленными событиями пушкинской повести; зависит не только от расстановки социальных сил, но и от расстановки сил сюжетных. Пушкин последовательно соотносит образ народного вождя с образами дворянских генералов, с образами “людей из толпы”, даже с образом Екатерины II, но главное сопоставление – все-таки с образом Петруши Гринева, обычного человека, действующего в великой истории.
Пугачев неотделим от стихии; он вызывает ее к жизни, он ведет ее за собою, и в то же время подчиняется ее безличной власти. Потому впервые на страницах повести он появляется во время снежного бурана, как бы рождаясь из самой его сердцевины. Герои (Гринев и его слуга Савельич) бессильны против буйства непогоды; они заблудились; снег заметает их, но внезапно появившийся чернобородый казак говорит: “Дорога-то здесь, я стою на твердой полосе”. В этом и дело, что твердая полоса Пугачева – это беспутье; он – проводник, дорожный бездорожья; он выводит путников по звездам – и его собственная звезда ведет его по историческому пути.
Пушкину настолько важно раз и навсегда связать образ Пугачева с величественной и смертоносной символикой снега, что он легко поступается реальной хронологией. Страшный буран происходил в самом начале сентября; это не до конца правдоподобно, зато работает на построение образа и сюжета, дает возможность Петруше пожертвовать для Пугачева заячий тулупчик – в благодарность за путеводство и просто из человеческого сочувствия к казаку, в холода пропившему свой тулуп. И затем Пугачев неизменно будет появляться в сопровождении зимнего пейзажа; и как иначе, если он свалился на Российское государство как снег на голову?
Центральная проблема повести проблема человеческой свободы перед лицом исторических обстоятельств. Именно поэтому Пугачев показан не глазами приближенного (иначе то была бы лубочная картинка с великим государем, торжествующим властелином судьбы – как в полулегендарных отзывах пугачевцев о своем вожде) , и не глазами опытного дворянского историка (тогда получилась бы карикатура на Самозванца – как в официальном извещении о Пугачеве, которое “объявляет” комендант Белогорской крепости) . Пугачев показан глазами простого и честного дворянина. Кроме того, действие повести начинает разворачиваться в 1773 году, а это дает возможность показать Пугачева не только во время, но и до восстания, когда за ним не тянется еще шлейф ярко описанных преступлений, Как только герои выбираются из бурана, мы видим перед собой сорокалетнего мужика, среднего роста, худощавого, широкоплечего, с проседью в черной бороде, с бегающими глазами, приятным выражением лица. Ничего “мистического”, “избраннического” в этом облике нет; потому особенно комичным покажется нам более поздний рассказ рядового казака о том, как “государь” по-царски скушал двух поросят и показывал в бане свои царские знаки на грудях.
Вторая встреча с Пугачевым, во взятой им Белгородской крепости, дает нам иной образ. Гринев, ожидающий казни, видит перед собой самозванца, одетого в красный казацкий кафтан, обшитый галунами; затем на белом коне, в окружении генералов. Это персонаж исторического маскарада, на котором вместо клюквы проливали человеческую кровь. И даже то, что Пугачев милует Гринева, благодаря заступничеству его крепостного слуги, поначалу кажется не проявлением обычного человеческого чувства, а все го лишь подражанием “царскому жесту”.
Лишь во время третьего “свидания” Пугачев раскрывается до конца. Гринев присутствует на казачьем пиру; замечает, что черты пугачевского лица скорее приятны и совсем не свирепы.
Я считаю, что сначала он поступил правильно, но второй раз было безрассудно это повторять, так как было понятно что ему не повезёт