за садом китайского императора начинался лес, а в лесу жил соловей, который пел так хорошо, что даже бедный рыбак забывал о своём неводе, но потом снова принимался за своё дело и не думал о соловье до следующей ночи. путешественники говорили, что соловей — лучшее, что есть у императора. узнав из книг о соловье, император пожелал вечером слушать его и отдал приказ важному первому министру. министр опросил весь дворец — никто не знал о такой птице. после угрозы отколотить палкой по пяткам, придворные зашевелились активнее, и, наконец, маленькая посудомойка, живущая с больной мамой у самого моря, смогла показать соловья. по пути к нему придворные принимали за соловьиную песню то мычание коровы, то кваканье лягушек; когда же девочка указала на маленькую серую птичку, придворных не впечатлило его бедное одеяние, зато песня в восторг.
когда соловей с большой помпой спел во дворце, у императора на глазах выступили слезы. лучшей награды соловей и не желал. птичка стала популярной и поселилась во дворце, под надзором слуг. однажды японский император прислал в подарок коллеге золотого соловья, усыпанного драгоценными камнями, который умел петь одну песню из репертуара живой птицы. соловей улетел, и игрушка была осыпана почестями. только бедные рыбаки признавали, что игрушка только похожа на живого соловья.
через год золотая птица сломалась — стёрлись зубцы на колёсиках — и вышел указ заводить его только раз в год. через пять лет император смертельно заболел. он видел, как смерть сидит на его груди, а страшные рожи вокруг наперебой шепчут: «а » игрушка молчала на своей шёлковой подушке — некому было завести ее. вдруг появился соловей, который своей песней заставил смерть вернуться на кладбище. в награду соловей попросил лишь не рассказывать другим о том, что будет прилетать к императору, а также не разбивать игрушку, которая верно служила. утром придворные пришли увидеть умершего правителя — и нашли его живым.
вот
Объяснение:
Мы жили на острове в южной части Каспийского моря. Остров наш, длинный и узкий, едва возвышается над водой своими отлогими берегами. С самолёта он похож на кривую старинную саблю, направленную остриём прямо на юг, на синеющие вдали береговые горы.
Остров отгораживает от моря залив — неглубокий и почти всегда тихий, гладкий, как полированное стекло. В этот залив из моря часто заходят большие косяки разной рыбы — воблы, сельдей, сазанов, кутумов, кефали. Рыбу здесь ловят сетями и громадными морскими неводами, которые за один раз вытаскивают из воды такой богатый улов, что им до краёв заполняют несколько больших лодок.
На нашем острове стоит рыбачий посёлок и небольшой завод, на котором обрабатывают, солят, коптят и замораживают пойманную в заливе и в открытом море замечательную каспийскую рыбу.
На заливе, против острова, всегда шумно и весело. То и дело снуют, бороздя зеленоватую воду, моторные катера, гремят якорные цепи, поют и перекликаются рыбаки. Даже по ночам доносится с залива стук моторов и видны движущиеся разноцветные огоньки судовых фонарей.
Но, если уехать в дальнюю часть залива, километров за десять-двенадцать от пристани нашего рыбозавода, то увидишь совсем иной мир. Там море очень мелко — всего по пояс, а то и по колени взрослому человеку. Поэтому туда не могут заходить ни моторные катера, ни рыбачьи парусники. Только маленькая плоскодонная охотничья лодочка — «кулас» — может пробраться на мелководье.
Широко, на многие километры раскинулось мелководье, и хозяйничают там… птицы. Всевозможные птицы, от крошечного куличка-плавунчика до огромных пеликанов, которые издали кажутся медленно плывущими белыми кораблями. Летом здесь кружатся над водой вереницы чаек разных видов и размеров. Иногда пролетают стаи крупных чёрных птиц, с вытянутыми вперёд крючковатыми клювами, — это бакланы, заядлые рыболовы. Маленькие песчаные островки-отмели издали кажутся покрытыми снегом — так густо сидят на них чайки. Подъедешь к такому островку и видишь, как в воздух поднимается белое шумное облако птиц и всё вокруг оглашается разноголосыми криками и писками. Громче всего слышится заливистый хохот чайки хохотуньи. Эта птица недаром так называется, — она действительно хохочет тонким и звучным голосом.
Если высадишься из куласа на птичью отмель весной, то найдёшь на ней множество гнёзд — всё тех же чаек и их сестёр — крачек. Гнёзда у них очень всего лишь неглубокая лунка в песке, а в ней два-три яйца зеленоватого или голубоватого цвета, с тёмными крапинками. Ходить тут следует очень осторожно — того и гляди наступишь на гнездо, — так густо они расположены.
Летом в здешних местах живут тысячи птиц, а зимой их тут собираются миллионы. Осенью, на смену чайкам, прилетают с севера бесчисленные стаи диких уток, куликов, гусей, лебедей. Прилетает и краса Южного Каспия — фламинго, птица с ногами цапли, шеей лебедя, с клювом, похожим на согнутую поперёк игрушечную лодочку, и с прекрасным белорозовым оперением. О прилёте фламинго можно сразу узнать. Стоит только утром осмотреть в бинокль залив, как тут же и заметишь высоконогих птиц, цвета утренней зари. Они либо бродят по мелководью, рассыпавшись, как овцы на пастбище, либо стоят на берегу, выстроившись длинной шеренгой у самого обреза воды. Фламинго дремлет, стоя на одной ноге, другая же в это время у него поджата под брюхо и отдыхает от всякой нагрузки. Проходит с полчаса — и птица меняет ноги, чтобы они отдыхали обе по очереди.
Птицы прилетают к нашему заливу зимовать. Здесь редко выпадает снег и не бывает сильных морозов. Залив почти никогда не замерзает; и всю зиму птицы плавают по чистой воде, на мелких местах достают со дна свой корм — разные водоросли, моллюсков, мелкую рыбёшку. Берега залива всю зиму зеленеют свежей сочной травой; на ней пасутся стада диких гусей и казарок. Утки летают на залитые водой рисовые поля, где собирают оставшиеся на дне зерна и всё,
Тарас Бульбы
Остапа
Вроде если не ошибаюсь