Все в мире периодично или ритмично, как принято выражаться теперь: даже солнце греет неодинаково, и ему порою бывает надо отдохнуть, успокоиться, и оно отдыхает, покоится 10-12 лет, чтобы потом засверкать с необычною силой. В жизни каждого народа бывают эпохи напряжения сил и их упадка, эпохи равнодушия и ненависти, стремления к материальному благосостоянию и к громким, смелым делам. Законы этого ритма, этой периодичности таинственны и пока совершенно неизвестны науке, которая лишь присматривается к факту, не имея силы объяснить его. Но само явление периодичности, ритма — несомненно в жизни солнца или жизни искусства.
Есть эпохи возрождения, упадка и самые грустные — переходные, когда таланты не дают ничего положительного, цельного, а лишь обещают дать что-то, по-видимому важное, новое, хотя и неизвестно что. Такую эпоху переживаем мы теперь. В другое время даже слабая сравнительно сила распускается полностью, поражает яркостью своих красок. Иногда все живет точно окутанное осенним туманом, иногда — при полном солнечном блеске…
В жизни искусства есть своя таинственная периодичность. Многие, начиная с Аристотеля, пытались пояснить ее законы понятными для нас причинами. Аристотель говорил: «Искусство достигает наивысшего блеска, когда человек наиболее хочет жить…» Но мы не можем принять этого объяснения: факты противоречат ему. Бокль утверждал, что расцвет искусства совпадает с расцветом любознательности вообще, т.е. науки. История несогласна и с ним. Спенсер предложил формулу, которая представляется наиболее вероятной. Он говорит, что область искусства воспоминание, что высочайшие образцы художественного творчества появляются лишь тогда, когда какая-нибудь историческая эпоха пережила себя и исчезает в вечность. Так было в Греции, Риме, Англии. Софокл, Фидий, Эврипид, Аристофан явились в конце доблестной эпохи эллинской жизни; в их время уже начался упадок нравов и даже полное их крушение. Римское искусство, кроме красноречия, все целиком принадлежит периоду империи и упраздненной республики. Шекспир, живя в XVII веке, вдохновлялся средневековыми феодальными нравами, Мильтон был последний из пуритан, итальянец Данте похоронил католицизм, Сервантес — рыцарство, Рабле — средневековые нравы и воспитание…
Не то же ли самое было и у нас?
1)Рассказ
2)2 героя
3)собаку ударил медвежонок
4)решила обнюхать медвежонка
5)чтобы она не набросилась на медвежонка
6)почуял опасность
7)сначала обнюхать врага
8)незваный гость
9)считала комнаты своими
10)от измени гостей хозяина
11)обнюхать медвежонка
12)4 3 2 1
13)рассказ идёт от лица одного человека, то есть человек рассказывает о своих воспоминаниях
14)Собака была старая, опытная, и поэтому она не бросилась сразу, а долго смотрела
с удивлением своими большими глазами на не гостя, – эти комнаты она
считала своими, а тут вдруг забрался неизвестный зверь, засел в угол и смотрит на
нее как ни в чем не бывало.
Объяснение:
Ну надеюсь что правильно
В начале повести мы видим чисто идиллическую книжную ситуацию. Девушка и юноша полюбили друг друга, но их брак не возможен по причине несогласия родителей из-за бедности жениха. И вот влюблённые решают бежать. Такие ситуации часто служили началом любовных романов. Но автор показывает, что жизнь сложнее и интересней книжных ситуаций. Поэтому, когда Марья Гавриловна бежит, ей мешает сама жизнь — плохая погода, метель.
Очень интересно, что Пушкин выбирает не ливень, не грозу, а именно метель. Она, как мне кажется, больше всего подходит в данном сюжете. Метель — сильный вихрь со снегом. Поэтому все события как вихрем закружило. Автор использует такие глаголы, как “метёт”, “завывает”, “слепит”. Метель в истории Марьи Гавриловны как бы не пускает её, ветер дует ей в лицо, силясь остановить молодую преступницу.
В описании поездки Владимира говорится: “сделалась такая метель, что он ничего не взвидел. В одну минуту дорогу занесло; окрестность исчезла во мгле тучной и желтоватой, сквозь которую летели белые хлопья снега; небо слилось с землёю”. Метель пытается запутать Владимира, увести его подальше от Жадрино.
Историю третьего героя в повести «Метель» Бурмина мы узнаём в самом конце произведения. Это опять поездка и опять метель. “Метель не утихла”, “между тем метель не унималась” и тому подобное. Но теперь метель ведёт героя навстречу своей судьбе.
Так природная стихия привела к алтарю двух незнакомых людей — Марью Гавриловну и Бурмина. И устранила третьего — Владимира.
Автор считает, что ничего в жизни не может быть случайным. Всё предначертано кем-то или чем-то свыше. И в роли исполнителя этой высшей воли и выступает метель в этой повести.
Метель - это символ судьбы, непонятного, причудливого и своенравного игрока, который держит в руках карты нашей жизни.