Кирдяга, хотя престарелый, но умный казак, давно уже сидел в своем курене и как бы не ведал ни о чем происходившем. — Что, панове, что вам нужно? — спросил он. — Иди, тебя выбрали в кошевые! — Помилосердствуйте, панове! — сказал Кирдяга, — где мне быть достойну такой чести! где мне быть кошевым! Да у меня и разума не хватит к отправлению такой должности. Будто уже никого лучшего не нашлось в целом войске? — Ступай же, говорят тебе! — кричали запорожцы. Двое из них схватили его под руки, и как он ни упирался ногами, но был, наконец, притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями: — Не пяться же, чертов сын! принимай же честь, собака, когда тебе дают ее! Таким образом введен был Кирдяга в казачий круг. — Что, панове, — провозгласили во весь народ приведшие его, — согласны ли вы, чтобы сей казак был у нас кошевым? — Все согласны! — закричала толпа, и от крику долго гремело все поле. Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранному кошевому. Кирдяга, по обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другой раз; Кирдяга отказался и в другой раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу. Одобрительный крик раздался по всей толпе, и вновь далеко загудело от казацкого крику все поле. Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупрынных казаков (слишком старых не было на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову. Мокрая земля стекла с его головы, потекла по усам и по щекам и все лицо замарала ему грязью. Но Кирдяга стоял, не двигаясь с места, и благодарил казаков за оказанную честь. Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевой жизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и поднялась гульня, какой еще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому, что сами остались целы. Вся ночь в криках и песнях, славивших подвиги, — и взошедший месяц долго еще видел т
Одну молитву чудную твержу я наизусть… М. Ю. Лермонтов «Молитва» - одно из поздних стихотворений М. Ю. Лермонтова (написано в 1839 году) . Поэтому можно смело сказать, что оно отражает сложившееся миро-воззрение художника. В минуту слабости или душевной боли поэт обращается к Богу. В произведении с психологической проникновенностью передается состояние «душевного просветления» . Это состояние противопоставлено «трудной минуте жизни» - обычному для лирического героя Лермонтова настроению подавленности, грусти и скептицизма. В данном стихотворении поэт открывается совершенно с другой стороны: он возносит молитву, восхищаясь, удивляясь и радуясь одновременно этому мостику» , который приводит героя к «светлым душевным порывам» . Известно, что «Молитва» написана для Марии Щербаковой, княгини, которой художник был увлечен («Машенька велела ему молиться, когда у него тоска») . Поэтому приведено выше толкование вполне уместно. Вместе с тем, «святая прелесть» предстает и как власть слова над человеком: Есть сила благодатная В созвучье слов живых… В самом деле, в нехитрых словах молитвы есть что-то мистическое. И, как бы ни был удручен поэт, в молитве он находит успокоение и черпает новые силы: С души как бремя скатится Сомненье далеко – И верится, и плачется, И так легко, легко… В дореволюционных работах (например, в работе С. Шувалова) стихотворение нередко рассматривалось как свидетельство перехода Лермонтова от мятежности к религиозному смирению. Но еще в 1841 году В. Г. Белинский подчеркнул, что «… из того же самого духа поэта, из которого вышли такие безотрадные, леденящие сердце (…) звуки, (…) вышла и эта молитвенная, елейная мелодия надежды, примирения и блаженства в жизни жизнью» . Я согласен с утверждением великого критика. По сути, поэт и здесь намекает на свою неудовлетворенность окружающей его действительностью. Он остается разочарованным и мятежным, но «живые слова» даруют ему, пусть временное, но такое необходимое избавление от сомнений. В завершение хочу обратить внимание на необычайную мелодичность произведения. Это стихотворение положили на музыку более сорока композиторов! «Молитва» вошла и в народный песенный репертуар. По-моему, М. Ю. Лермонтов – самый «музыкальный» поэт нашей литературы, понимать которого нужно не умом, а сердцем
— Что, панове, что вам нужно? — спросил он.
— Иди, тебя выбрали в кошевые!
— Помилосердствуйте, панове! — сказал Кирдяга, — где мне быть достойну такой чести! где мне быть кошевым! Да у меня и разума не хватит к отправлению такой должности. Будто уже никого лучшего не нашлось в целом войске?
— Ступай же, говорят тебе! — кричали запорожцы. Двое из них схватили его под руки, и как он ни упирался ногами, но был, наконец, притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями: — Не пяться же, чертов сын! принимай же честь, собака, когда тебе дают ее!
Таким образом введен был Кирдяга в казачий круг.
— Что, панове, — провозгласили во весь народ приведшие его, — согласны ли вы, чтобы сей казак был у нас кошевым?
— Все согласны! — закричала толпа, и от крику долго гремело все поле.
Один из старшин взял палицу и поднес ее новоизбранному кошевому. Кирдяга, по обычаю, тотчас же отказался. Старшина поднес в другой раз; Кирдяга отказался и в другой раз и потом уже, за третьим разом, взял палицу. Одобрительный крик раздался по всей толпе, и вновь далеко загудело от казацкого крику все поле. Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупрынных казаков (слишком старых не было на Сечи, ибо никто из запорожцев не умирал своею смертью) и, взявши каждый в руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь, положили ее ему на голову. Мокрая земля стекла с его головы, потекла по усам и по щекам и все лицо замарала ему грязью. Но Кирдяга стоял, не двигаясь с места, и благодарил казаков за оказанную честь.
Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно, были ли так рады другие, как рад был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга был старый его товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевой жизни. Толпа разбрелась тут же праздновать избранье, и поднялась гульня, какой еще не видывали дотоле Остап и Андрий. Винные шинки были разбиты; мед, горелка и пиво забирались просто, без денег; шинкари были уже рады и тому, что сами остались целы. Вся ночь в криках и песнях, славивших подвиги, — и взошедший месяц долго еще видел т