Праздник Покрова Пресвятой Богородицы установлен в честь чудесного видения св. Андрею Юродивому Богоматери с простертым омофором, словно защищающим им христиан, укрывшихся в храме от сарацин-разбойников, осаждавших Константинополь. Смысл же троекуровского Покровского прямо противоположный ― богородичным покровом прикрывается разбой хозяина и его челяди, попрание человеческой правды и общественных законов. Столь же загадочна и Кистеневка. Кистень, по Далю, ― старинное русское оружие в виде короткой палки с подвешенным на ремне или цепочке металлическим шаром, излюбленное оружие разбойников. Меж тем, в Кистеневке нет ничего воинственного; сам хозяин в денежном смысле «смиренного состояния» , власти большой не имеет, да и люди его вовсе не разбойничьего нрава. К чему же этот переворот смысла? По крайней мере, у него две стороны. До ссоры двух друзей несоответствие названия деревень характеру жизни в них свидетельствует о том, что в стабильной системе притяжений-отталкиваний все перемешалось, слова не соответствуют смыслу, произошел логический сбой, символ не соответствует символизируемому, в результате, правда сделалась кривдой. После ссоры отношения формы и содержания временно упрощаются: Кистеневка становится гнездом разбойников, а Покровское ― ме- стом, где, невидимо для других, избранным (как это и было в Константинополе) , является небесная красота. Троекуров, «надменный в сношениях с людьми самого высшего звания» , уважал Дубровского, потому что «знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера» . Дубровский единственный из окружавших его людей держался гордо, был независим и отказался от покровительства своего бывшего сослуживца. Троекуров и Дубровский «сходствовали отчасти и в характерах, и в наклонностях» . Это сходство проявлялось в гордости, но Троекуров поддерживал в себе это чувство осознанием богатства и власти, а Дубровский — осознанием древности своего рода и дворянской чести. У обоих помещиков был горячий, вспыльчивый характер. Оба любили псовую охоту и держали собак. Случай на псарне характеризует Дубровского как человека гордого, не желающего превращаться в шута, обладающего чувством собственного достоинства. Замечание псаря Дубровский оценил как оскорбление холопом дворянской чести. Ссору Дубровского и Троекурова нельзя считать «нечаянным случаем» . Она закономерна, потому что Троекуров ко всем своим гостям относился надменно, и Дубровский не мог бесконечно быть исключением из этого правила. Дворовые и крестьяне не любили и боялись Троекурова. Кучер Антон говорил Дубровскому, что у Троекурова «часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкуру, да и мясо-то отдерет» . Дубровский — человек, который имеет чувство собственного достоинства, и такой человек не станет унижать достоинства другого. Дубровский был справедлив к своим крепостным, и они не хотели другого барина.
Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своем картинном опустении. Зелеными облаками и неправильными трепето-листными куполами лежали на небесном горизонте соединенные вершины разросшихся на свободе дерев. Белый колоссальный ствол березы, лишенный верхушки, отломленной бурею или грозою, подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом его, которым он оканчивался кверху вместо капители, темнел на снежной белизне его, как шапка или черная птица. Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал наконец вверх и обвивал до половины сломленную березу. Достигнув середины
Ее, он оттуда свешивался вниз и начинал уже цеплять вершины других дерев или же висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья, легко колеблемые воздухом. Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно было все окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушенные перилы, пошатнувшаяся беседка, ду дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись Бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали огромные вороньи гнезда на трепетные свои вершины. У иных из них отдернутые и не вполне отделенные ветви висели вниз вместе с иссохшими листьями. Словом, все было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубо-ощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст чудную теплоту всему, что создалось
Фантастичний сюжет оповідання Г. Веллса "Чарівна крамниця"
Герберт Веллс (1866-1946) — один із найпопулярніших письменників-фантастів. Достатньо згадати такі його твори, як "Машина часу", "Війна світів", "Людина-невидимка", "їжа богів", які викликають неабиякий інтерес у шанувальників науково-фантастичної літератури.
Оповідання Г. Веллса "Чарівна крамниця" зображує чистий, барвистий світ дитинства, у якому немає нічого неможливого. Його сюжет, на перший погляд, досить звичайний: батько з сином відвідують крамницю, в якій хлопчик побажав купити декілька речей. А крамниця виявилася незвичайною: одразу за її порогом почалися дива. Крамниця була заповнена чарівними речами. Тут був тигр із пап'є-маше, "який розмірено киває головою", кришталеві кульки, "порцелянова рука з колодою чарівних карт" і багато інших чарівних речей. На підлозі стояло кілька чарівних дзеркал, які звужували й видовжували, приплющували голови й скрадали ноги. Та справжні дива почалися, коли з'явився продавець. Він почав діставати кришталеві кульки зі своєї голови та кишені хлопчика. З-під пальців продавця сипали різнобарвні іскри, шворку він дістав зі свого рота, а палець, якого продавець потримав над вогнем, обернувся на паличку червоного сургучу. Продавець знав не тільки те, що хотів би придбати собі Джип, йому відомо було навіть ім'я хлопчика та його домашня адреса.
Батько Джипа раптом виявив у своєму капелюсі скуйовдженого голуба, два чи три яйця, мармурову кульку, годинника, чималу кипу паперу. Прилавок раптом витягнувся й загородив дорогу до дверей.
стом, где, невидимо для других, избранным (как это и было в Константинополе) , является небесная красота.
Троекуров, «надменный в сношениях с людьми самого высшего звания» , уважал Дубровского, потому что «знал по опыту нетерпеливость и решительность его характера» . Дубровский единственный из окружавших его людей держался гордо, был независим и отказался от покровительства своего бывшего сослуживца. Троекуров и Дубровский «сходствовали отчасти и в характерах, и в наклонностях» . Это сходство проявлялось в гордости, но Троекуров поддерживал в себе это чувство осознанием богатства и власти, а Дубровский — осознанием древности своего рода и дворянской чести. У обоих помещиков был горячий, вспыльчивый характер. Оба любили псовую охоту и держали собак. Случай на псарне характеризует Дубровского как человека гордого, не желающего превращаться в шута, обладающего чувством собственного достоинства. Замечание псаря Дубровский оценил как оскорбление холопом дворянской чести.
Ссору Дубровского и Троекурова нельзя считать «нечаянным случаем» . Она закономерна, потому что Троекуров ко всем своим гостям относился надменно, и Дубровский не мог бесконечно быть исключением из этого правила.
Дворовые и крестьяне не любили и боялись Троекурова. Кучер Антон говорил Дубровскому, что у Троекурова «часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкуру, да и мясо-то отдерет» . Дубровский — человек, который имеет чувство собственного достоинства, и такой человек не станет унижать достоинства другого. Дубровский был справедлив к своим крепостным, и они не хотели другого барина.