Выбери то что тебе нужно чуть не помешанные» (13, 244).
События интересуют писателя в той мере, в какой они до сих пор переживаются героем, входя в его сегодняшнее самосознание. Таковы эпизод с Миколкой, избивавшим лошадь, из детства Раскольникова и его юношеский роман с больной дочерью вдовы Зарницыной, воспоминание Катерины Ивановны о выпускном вечере в пансионе и о благородном доме своего папеньки, эпизоды из жизни Дуни в семействе господина Свидригайлова, тяжкие преступления Свидригайлова и Ставрогина, память о которых никогда их не покидает, детство и юность Настасьи Филипповны под покровительством Топкого, сцены из жизни князя Мышкина в Швейцарии, благородный поступок Мити Карамазова с Катериной Ивановной, имеющий большое значение для всего поведения их обоих в романе, несчастная любовь Грушеньки к поляку и т. д не ушедшее, не ставшее лишь воспоминанием, а превратившееся в сегодняшнюю боль, сегодняшнюю проблему как бы спресованное с настоящим, характерно для героев Достоевского. Уезжая из Скотопри-гоньевска в Москву с тягостным ощущением надвигающейся трагедии в родительском доме, Иван Карамазов пытается утешить себя: «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни новости, ни отзыва; в новый мир, в новые места и без оглядки!» (14, 255). Но это неисполнимо, психологически невозможно для героев Достоевского: всю свою судьбу, всю любовь и ненависть, тем более все грехи свои они несут в своей совести на протяжении целой жизни. И Иван сразу почувствовал, что именно так будет: «Но вместо восторга на душу его сошел вдруг такой мрак, а в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал за всю свою жизнь» (там же).
Понять современного человека с его достигать, бороться, прозревать при всех падениях своих идеал и вечно стремиться к нему» (ЛИ, т. 83, 173),—это и значило для Достоевского начиная с 1860-х годов, проникнув в «глубины души», «найти в человеке человека». В плане изображения психологии человека как явления «переходного» Достоевскому был особенно близок Шекспир. Известна его запись, сделанная в период работы над «Бесами»: «Об Шекспире: Это не простое воспроизведение насущного, чем, по уверению многих учителей, исчерпывается вся действительность. Вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частью заключается в нем в виде еще подспудцого, невысказанного будущего слова. Изредка являются пророки, которые угадывают и высказывают это цельное слово. Шекспир — это пророк, посланный богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, души человеческой» (11, 237).
Исключительная душевная полнота отдельного мгновения, какой-то секунды показана Достоевским в изображении Мышкина перед припадком и близких к этому ощущений Кириллова. Хотя такие состояния — признак болезни, и героям, и автору дорога в них удивительная концентрация внутренней жизни, «проблески высшего самоощущения и самосознания, а стало быть и «высшего бытия» (8, 188).
Единство мгновенного и бесконечного во времени сочетается с единством конкретно-житейского и вселенского в пространстве. В провинциальном городе, в мезонине старого дома на Богоявленской улице происходит знаменитый диалог между Ставрогиным и Шатовым: «Мы два существа и сошлись в беспредельности,— восклицает Ша-тов, ... в последний раз в мире» (10, 195). А перед этим Кириллов и Ставрогин рассуждали на тему, и земную, и «вселенскую» одновременно: может ли человек, совершивший преступление на одной планете, освободиться от него нравственно, находясь на другой. Иными словами: изменяется ли чувство вины, моральной ответственности человека за содеянное при полной неизвестности преступления и преступника, при перемещении последнего в иное, далекое пространство: «Положим, вы жили на луне,— перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою мысль,— вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли? — Не знаю,— ответил Кириллов,— я на луне не был,— прибавил он без всякой иронии, единственно для обозначения факта» (10, 187).
Доброта — это проявление искренних, добрых чувств по отношению к кому или чему-либо. Доброта делает нас отзывчивыми и терпимыми дарить окружающим заботу и любовь.Доброе дело - это проявление искренних чувств, полезных другим, и не требующих вознаграждения.Парень торопится, спешит, но придерживает тяжёлую дверь в метро – и женщине, идущей следом, становится чуть светлее. Девушка торопится, спешит, но видит, как у мужчины из кармана выпали ключи – и, подобрав, отдаёт ему; мужчине становится светлее.Возможностей сделать что-то хорошее другому человеку – море. А каждое такое доброе дело чуть-чуть улучшает жизнь людей вокруг. Тот, кому вы сегодня может быть, именно благодаря этому не накричит сегодня на своего ребёнка. Тот, кого вы поддержали, возможно, сегодня не накажет сотрудника за ошибку, а её исправить. А потом, по цепочке, это может вернуться и к вам.
Поэма «Василий Теркин» написана Твардовским на основе личного опыта автора — участника Великой Отечественной войны. В жанровом отношении это свободное повествование-хроника («Книга про бойца, без начала, без конца...»), которое охватывает всю историю войны — от трагического отступления до Победы. Главы поэмы высвечивают разные грани и аспекты событий войны: «На привале», «Перед боем», «Переправа», «Гармонь», «В наступлении», «На Днепре» и др. Стержнем поэмы является образ главного героя — рядового Василия Теркина. Реального прототипа у него нет. Это собирательный образ, соединяющий в себе основные типические черты духовного облика и характера обыкновенного русского солдата.
Теркин — кто же он такой? Скажем откровенно: Просто парень сам собой Он обыкновенный.
Впрочем, парень хоть куда, Парень в этом роде В каждой роте есть всегда, Да и в каждом взводе...
Образ Теркина имеет фольклорные корни, это «богатырь, сажень в плечах», «весельчак», «человек бывалый». За иллюзией простоватости, балагурства, озорства скрываются нравственная чуткость и органично присущее чувство сыновнего долга перед Родиной без фразы и позы совершить подвиг в любой момент.
Подвиг солдата на войне показан Твардовским как каждодневный и тяжкий ратный труд — и бой, и переход на новые позиции, и ночлег в окопе или прямо на земле, «заслонясь от смерти черной только собственной спиной...». А герой, совершающий этот подвиг, — обыкновенный, простой солдат.
Человек простой закваски, Что в бою не чужд опаски... То серьезный, то потешный, ...Он идет — святой и грешный...
В образе Теркина Твардовский акцентирует лучшие качества русского характера — смелость, упорство, находчивость, оптимизм и огромную преданность своей родной земле. Мать-земля родная ваша, В дни беды и в дни побед Нет тебя светлей и краше, И желанней сердцу нет...
Именно в защите Родины, жизни на земле заключается справедливость народной Отечественной войны («Бой идет, святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле...»).
чуть не помешанные» (13, 244).
События интересуют писателя в той мере, в какой они до сих пор переживаются героем, входя в его сегодняшнее самосознание. Таковы эпизод с Миколкой, избивавшим лошадь, из детства Раскольникова и его юношеский роман с больной дочерью вдовы Зарницыной, воспоминание Катерины Ивановны о выпускном вечере в пансионе и о благородном доме своего папеньки, эпизоды из жизни Дуни в семействе господина Свидригайлова, тяжкие преступления Свидригайлова и Ставрогина, память о которых никогда их не покидает, детство и юность Настасьи Филипповны под покровительством Топкого, сцены из жизни князя Мышкина в Швейцарии, благородный поступок Мити Карамазова с Катериной Ивановной, имеющий большое значение для всего поведения их обоих в романе, несчастная любовь Грушеньки к поляку и т. д не ушедшее, не ставшее лишь воспоминанием, а превратившееся в сегодняшнюю боль, сегодняшнюю проблему как бы спресованное с настоящим, характерно для героев Достоевского. Уезжая из Скотопри-гоньевска в Москву с тягостным ощущением надвигающейся трагедии в родительском доме, Иван Карамазов пытается утешить себя: «Прочь все прежнее, кончено с прежним миром навеки, и чтобы не было из него ни новости, ни отзыва; в новый мир, в новые места и без оглядки!» (14, 255). Но это неисполнимо, психологически невозможно для героев Достоевского: всю свою судьбу, всю любовь и ненависть, тем более все грехи свои они несут в своей совести на протяжении целой жизни. И Иван сразу почувствовал, что именно так будет: «Но вместо восторга на душу его сошел вдруг такой мрак, а в сердце заныла такая скорбь, какой никогда он не ощущал за всю свою жизнь» (там же).
Понять современного человека с его достигать, бороться, прозревать при всех падениях своих идеал и вечно стремиться к нему» (ЛИ, т. 83, 173),—это и значило для Достоевского начиная с 1860-х годов, проникнув в «глубины души», «найти в человеке человека». В плане изображения психологии человека как явления «переходного» Достоевскому был особенно близок Шекспир. Известна его запись, сделанная в период работы над «Бесами»: «Об Шекспире: Это не простое воспроизведение насущного, чем, по уверению многих учителей, исчерпывается вся действительность. Вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частью заключается в нем в виде еще подспудцого, невысказанного будущего слова. Изредка являются пророки, которые угадывают и высказывают это цельное слово. Шекспир — это пророк, посланный богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, души человеческой» (11, 237).
Исключительная душевная полнота отдельного мгновения, какой-то секунды показана Достоевским в изображении Мышкина перед припадком и близких к этому ощущений Кириллова. Хотя такие состояния — признак болезни, и героям, и автору дорога в них удивительная концентрация внутренней жизни, «проблески высшего самоощущения и самосознания, а стало быть и «высшего бытия» (8, 188).
Единство мгновенного и бесконечного во времени сочетается с единством конкретно-житейского и вселенского в пространстве. В провинциальном городе, в мезонине старого дома на Богоявленской улице происходит знаменитый диалог между Ставрогиным и Шатовым: «Мы два существа и сошлись в беспредельности,— восклицает Ша-тов, ... в последний раз в мире» (10, 195). А перед этим Кириллов и Ставрогин рассуждали на тему, и земную, и «вселенскую» одновременно: может ли человек, совершивший преступление на одной планете, освободиться от него нравственно, находясь на другой. Иными словами: изменяется ли чувство вины, моральной ответственности человека за содеянное при полной неизвестности преступления и преступника, при перемещении последнего в иное, далекое пространство: «Положим, вы жили на луне,— перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою мысль,— вы там, положим, сделали все эти смешные пакости... Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли? — Не знаю,— ответил Кириллов,— я на луне не был,— прибавил он без всякой иронии, единственно для обозначения факта» (10, 187).