Октябрь был холодный, шли дожди. Катерине Петровне стало «труднее вставать по утрам и видеть все то же». Отец женщины был известным художником, он и построил этот дом в селе Заборье. Здесь Катерине Петровне не с кем было поговорить ни о картинах, ни об искусстве.
Каждый день к ней прибегала дочь соседа, колхозного сапожника, Манюшка и женщине по хозяйству. Изредка заходил сторож при пожарном сарае – тощий рыжий Тихон, заставший еще время, когда этот дом строился.
Катерина Петровна каждый день думала о дочери Насте, которая жила сейчас в Ленинграде. Последний раз девушка приезжала три года назад. «Писем от Насти тоже не было», но раз в два-три месяца Катерина Петровна получала от нее перевод на двести рублей.
Как-то в конце октября кто-то постучал в калитку в саду, но там никого не оказалось. В ту же ночь женщина написала Насте письмо о том, что она не переживет эту зиму. Попросила приехать хотя бы на день.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали Настю «Сольвейг» – «за русые волосы и большие холодные глаза». Письмо она решила прочесть позже. Письма матери вызывали у нее, с одной стороны, «вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива», а с другой, становились «безмолвным укором».
Как раз в это время Настя занималась организацией выставки молодого скульптора. В его мастерской внимание девушки привлекла скульптура Гоголя, который насмешливо и с укором смотрел на нее, словно напоминая о нераспечатанном в сумочке письме.
Прочтя письмо матери, Настя тут же подумала о долгом пути, «неизбежных материнских слезах» и спрятала конверт в ящик письменного стола.
Через две недели выставка состоялась. Все поздравляли скульптора и благодарили Настю. Неожиданно курьер принесла девушке телеграмму: «Катя помирает. Тихон». Настя сначала подумала, что телеграмма адресовалась не ей, но в бумажной ленте значилось «Заборье». Старый художник спросил у нее, что случилось. Девушка ответила, что «Это так… От одной знакомой». Неожиданно ей снова показалось, будто Гоголь смотрит на нее, говоря: «Эх, ты!».
Настя торопливо выбежала на улицу. Она поняла, что ее никто так не любил, «как эта дряхлая, брошенная всеми старушка». Девушка пошла к станции железных дорог. Билетов не было, но кассир ей.
Катерина Петровна не вставала уже десять дней, ей было трудно дышать. Манюшка шестые сутки сидела возле женщины. Тихон, чтобы как-то утешить Катерину Петровну, сам написал телеграмму и сказал, что она от ее дочери: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя». Женщина поблагодарила его, повернулась к стене и как будто уснула – умерла.
На следующий день Катерину Петровну хоронили, собралось много людей. Когда гроб несли на кладбище, к ним подошла молодая учительница. Она вспомнила о своей матери и поцеловала умершую Катерину Петровну в руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Вернувшись домой, девушка проплакала всю ночь. «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
Октябрь был холодный, шли дожди. Катерине Петровне стало «труднее вставать по утрам и видеть все то же». Отец женщины был известным художником, он и построил этот дом в селе Заборье. Здесь Катерине Петровне не с кем было поговорить ни о картинах, ни об искусстве.
Каждый день к ней прибегала дочь соседа, колхозного сапожника, Манюшка и женщине по хозяйству. Изредка заходил сторож при пожарном сарае – тощий рыжий Тихон, заставший еще время, когда этот дом строился.
Катерина Петровна каждый день думала о дочери Насте, которая жила сейчас в Ленинграде. Последний раз девушка приезжала три года назад. «Писем от Насти тоже не было», но раз в два-три месяца Катерина Петровна получала от нее перевод на двести рублей.
Как-то в конце октября кто-то постучал в калитку в саду, но там никого не оказалось. В ту же ночь женщина написала Насте письмо о том, что она не переживет эту зиму. Попросила приехать хотя бы на день.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали Настю «Сольвейг» – «за русые волосы и большие холодные глаза». Письмо она решила прочесть позже. Письма матери вызывали у нее, с одной стороны, «вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива», а с другой, становились «безмолвным укором».
Как раз в это время Настя занималась организацией выставки молодого скульптора. В его мастерской внимание девушки привлекла скульптура Гоголя, который насмешливо и с укором смотрел на нее, словно напоминая о нераспечатанном в сумочке письме.
Прочтя письмо матери, Настя тут же подумала о долгом пути, «неизбежных материнских слезах» и спрятала конверт в ящик письменного стола.
Через две недели выставка состоялась. Все поздравляли скульптора и благодарили Настю. Неожиданно курьер принесла девушке телеграмму: «Катя помирает. Тихон». Настя сначала подумала, что телеграмма адресовалась не ей, но в бумажной ленте значилось «Заборье». Старый художник спросил у нее, что случилось. Девушка ответила, что «Это так… От одной знакомой». Неожиданно ей снова показалось, будто Гоголь смотрит на нее, говоря: «Эх, ты!».
Настя торопливо выбежала на улицу. Она поняла, что ее никто так не любил, «как эта дряхлая, брошенная всеми старушка». Девушка пошла к станции железных дорог. Билетов не было, но кассир ей.
Катерина Петровна не вставала уже десять дней, ей было трудно дышать. Манюшка шестые сутки сидела возле женщины. Тихон, чтобы как-то утешить Катерину Петровну, сам написал телеграмму и сказал, что она от ее дочери: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя». Женщина поблагодарила его, повернулась к стене и как будто уснула – умерла.
На следующий день Катерину Петровну хоронили, собралось много людей. Когда гроб несли на кладбище, к ним подошла молодая учительница. Она вспомнила о своей матери и поцеловала умершую Катерину Петровну в руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Вернувшись домой, девушка проплакала всю ночь. «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
В центре произведения – судьба одинокого, не находящего покой человека. Образ листка как символа изгнанника был широко распространен в европейской литературе эпохи романтизма. Основной темой стихотворения, относящегося к философской лирике, являются поиски одинокой душой спокойствия и душевного тепла в реальном мире. На автобиографичность произведения указывают направление движения листка на юг (для Лермонтова это был Кавказ) и тот факт, что листок, оторвавшись «от ветки родимой» отправился скитаться не по собственной воле, а «жестокою бурей гонимый». Листок символизирует трагически одинокого человека, оторванного от своих корней, в чужом мире.
Стихотворение является элегией по жанру; в нем отчетливо звучат мотивы личных переживаний лирического героя – тоски, страдания и одиночества.
Произведение сюжетно, в нем раскрывается история странствующего вдали «от отчизны суровой» листка. Композиция «Листка» построена на противопоставлении центральных образов – дубового листка и чинары. Прием антитезы усиливает конфликт между ними: листок – желт и засох, а чинара – изумрудного цвета и свежа; он подвижен, а она статична; он пылен, а чинара чиста (ее корни омывает море). Листок представлен странником, чинара же нигде не была. Чинара дружит с окружающим миром, живя в гармонии с морем, солнцем и ветром. Для листка окружающий мир враждебен: солнце сушит его, ветер несет, а море сулит гибель.
В стихотворении ярко прослеживается романтический конфликт реальности, столь суровой для листка, с теплым, почти сказочным миром чинары. Много повидавший на своем веку («Немало я знаю рассказов мудреных и чудных») лирический герой («бедный дубовый листочек»), стремясь избавиться от мучительного одиночества и тоски, просит принять его таким, какой он есть, молит чинару о сострадании: «Прими же пришельца…».
В образе «младой» чинары Лермонтов аллегорически выразил тему любви. Красивая внешне - высокая, с изумрудными листьями - чинара живет в своем самодостаточном мирке, не желая знать ничего, что происходит за его пределами: «Да к чему мне эти небылицы?». Поэт противопоставляет внешнюю красоту чинары ее бездушному внутреннему миру: эгоистичная и равнодушная чинара глуха к страданиям других и не на сопереживание.
Кульминация стихотворения – крушение надежды героя на обретение покоя и счастья: «Иди себе дальше, о странник!». Последнее слово в диалоге героев остается за чинарой, что усиливает ощущение безысходности судьбы листка. Хотя финал стихотворения открыт, в нем отчетливо звучит чувство обреченности не находящего покоя вдали от родины героя. Герой обречен или на неминуемую смерть, или на бесконечные мучительные скитания.
Синтаксическая организация стихотворения также усиливает главный конфликт. Образу листка посвящены три первые строфы, представляющие собой бессоюзные сложные предложения. Образ чинары раскрывается в двух последних строфах, выраженных пятью предложениями. Вопросительные и восклицательные интонации передают такие чувства чинары, как возмущение и гнев.
Стихотворение состоит из пяти строф: четыре представляют собой четверостишия, а заключительная строфа – восьмистишие. Лермонтов использовал для написания «Листка» редко встречающийся трехсложный размер – пятистопный амфибрахий и два рифмовки – смежную и перекрестную (в четвертой строфе). Особенностью ритмической организации является употребление парной женской рифмы, придающей стихотворению особую напевность.
Произведение насыщено средствами художественной выразительности: эпитетами (холодное море, в отчизне суровой, ветки родимой, младая чинара), метафорами (сынам свежим, засох я без тени, увял я без сна), олицетворениями (докатился до Черного моря, приюта молит, с ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская). Использование такого стилистического приема, как ассонанс (повтор гласных «о» и «а») передает минорное настроение героя и делает стихотворение удивительно мелодичным.
Конфликт мечты и реальности в стихотворении «Листок» отражает парадоксальный синтез избытка чувств и неверия в человеческие чувства самого поэта.