Гордость Лескова за народ проявляется в том, как обычный, бедный косой тульский мастер(!) смог "обойти технологии" иностранцев и подковал блоху. Иностранные мастера смогли только сделать блоху, но такую мелкую работ смог выполнить только русский человек.
Был прекрасный, солнечный июльский день. Дети отдыхали, купались и загорали. Вдруг подул небольшой ветерок и по небу поползли тяжёлые тучи. Одна туча была очень большой. Она очень устала плыть по небу, и ей захотелось спуститься на землю. Ей ветер, и наша туча начала «худеть». Она стала выпадать на землю дождём. Так началось путешествие нашей капельки, которую звали Капа. Капа быстро начала падать на землю и попала на нос одному мальчугану. Тот от неожиданности резко подскочил и весело запрыгал под дождём. А наша Капа, стукнувшись об нос мальчугана, отскочила и плюхнулась в протекавший мимо ручеёк. Тут она очутилась в кругу множества таких, как она. Капельки были весёлые, озорные, шумные и казалось, что ручеёк говорит. У ручейка был длинный путь, прежде чем попасть в реку. Он протекал через луга и поля. Всем он был нужен: и цветам, и травам, и животным. Но нашей Капе не терпелось попасть в реку. Когда всё-таки она очутилась в реке, то увидела тут много интересного. По реке люди плавали на лодках, катамаранах, купались и ловили рыбу. В реке водилось много разной рыбы. Но Капе оказалось и этого мало. И ей захотелось плыть дальше. Она хотела попасть в море. Пока она плыла к морю, по дороге она видела посёлки, деревни, города, аулы. Подружилась она с многими растениями и животными. Доплыв до моря, Капа очутилась в большой дружной семье. Тут она повстречала своих сестёр и и братьев. Море было огромное, красивое. По нему ходили большие корабли. Капа так залюбовалась одним из кораблей, что не заметила, как очутилась на поверхности воды и начала испаряться и подниматься вверх в виде невидимого пара. В воздухе водяной пар охладился и превратился в мельчайшие капельки воды. И снова на небе образовалось облако.
Потом ещё несколько раз за лето Капа совершала такое путешествие на землю, чтобы вновь и вновь встретиться с друзьями. Зимой Капа возвращалась на землю в виде снежинок.
Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. На нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги - не отцовские. У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый, - что и говорить! - а все-таки он мне понравился: глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила. Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов. Лицо третьего, Ильюши, было довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то тупую, болезненную заботливость; сжатые губы его не шевелились, сдвинутые брови не расходились - он словно все щурился от огня. Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. На нем были новые лапти и онучи; толстая веревка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивала его опрятную черную свитку. И ему и Павлуше на вид было не более двенадцати лет. Четвертый, Костя, мальчик лет десяти, возбуждал мое любопытство своим задумчивым и печальным взором. Все лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза: они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, - на его языке по крайней мере, - не было слов. Он был маленького роста, сложения тщедушного и одет довольно бедно. Последнего, Ваню, я сперва было и не заметил: он лежал на земле, смирнехонько прикорнув под угловатую рогожу, и только изредка выставлял из-под нее свою русую кудрявую голову. Этому мальчику было всего лет семь.
