Мир внутренний оказывается для героя более властным, чем законы общества, желания более повелительными, чем сознание необходимости. В этом суть романтического героя. Пушкин сохраняет ее в романе, где хочет реалистически исследовать причины поражения романтической личности перед силой обстоятельств.Говоря о Владимире Дубровском как о герое, наделенном романтическими порывами, мы имеем в виду именно непосредственный романтизм его поведения и чувств, а не законченную романтическую систему мировоззрения, которой у него нет. Он часто не осознает до конца свой конфликт с действительностью. Процесс осознания себя и действительности в Дубровском не показан, как, скажем, это сделано в «Герое нашего времени» Лермонтова. Интерес Пушкина к проблеме соотношения романтических порывов и законов общества создан последекабрьской ситуацией, когда горечь опыта героев 14 декабря 1825 года требовала выяснения причин катастрофы.На связь романтического героя Владимира Дубровского с внутренним миром и порывами декабристов указывал В. Ключевский: «Дубровский-сын—другой полюс века и вместе его отрицание. В нем заметны уже черты мягкого, благородного, романически протестующего и горько обманутого судьбой александровца, члена Союза Благоденствия». Показательно, что эта мысль принадлежит историку, сумевшему увидеть в пушкинском романе реакцию на общественную ситуацию эпохи. Идею независимости личности Пушкин сознавал как одно из условий общественного прогресса. В «Опровержении на критики» он писал об историческом значении идеи чести, о старинном дворянстве — носителе благородства и независимости: «Каков бы ни был образ моих мыслей, никогда не разделял я с кем бы то ни было демократической ненависти к дворянству.Оно всегда казалось мне необходимым и естественным сословием великого образованного народа. Смотря около себя и читая старые наши летописи, я сожалел, видя, как древние дворянские роды уничтожились, как остальные упадают и исчезают... и как имя дворянина, час от часу более униженное, стало наконец в притчу и посмеяние разночинцам, вышедшим во дворяне, и даже досужим балагурам!» Эти заметки Пушкина, написанные в Болдине в 1830 году, очень близки к чувствам, одушевляющим старого Дубровского.Но для Пушкина «есть достоинства выше знатности рода, именно: достоинство личное». Идея чести, защита прав человеческой личности лежали в основе гуманистического мировоззрения Пушкина. Верность этой идее определяла и поэтическое творчество, и личное поведение. Недаром Лермонтов назовет погибшего Пушкина «невольником чести». Владимир Дубровский представлен благородным защитником этой идеи.Даже сделавшись разбойником, он остается служителем справедливости. Таким В. Дубровский и предстает в рассказе Глобовой. Он наделен великолепными качествами решимости, мужества, самообладания.Попадая в ситуацию Гамлета, Владимир Дубровский также не мстит за отца. Для Гамлета «убийство гнусно по себе», гуманистическое мироощущение не позволяет датскому принцу превратиться в слепое орудие мести.Чтобы пролить кровь, Гамлету нужны грандиозные основания и непосредственность возмущения. Он не может совершить примитивной мести, ибо наделен любовью к человечеству и сознанием невозможности осквернить себя преступлением. Владимир Дубровский скован в своем действии любовью к Маше Троекуровой. В этом обычно и обвиняют пушкинского героя, как много веков обвиняли Гамлета в рефлексии и пассивности.Однако при всей равновеликости этих героев, их отказ от мести объясняется высокими причинами. У Гамлета месть за отца перерастает в борьбу за восстановление в мире человечности. Рефлексия Гамлета привела его к отказу от низких мотивов действия. Отбрасывая их, Гамлет идет к трагической победе.У Дубровского месть за отца невольно перерастает в социальный протест. Он становится заступником обиженных. Но Владимир Дубровский не преодолевает низких мотивов действия, как Гамлет, а отказывается от мести ради любви. Призывая Машу не опасаться в нем разбойника, Владимир говорит: «Все кончено. Я ему
Ну ето легкоБыть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чём разгадка. Вот что удлиняет Несчастьям нашим жизнь на столько лет. А тот, кто снёс бы униженья века, Неправду угнетателей, вельмож Заносчивость, отринутое чувство, Нескорый суд и более всего Насмешки недостойных над достойным, Когда так просто сводит все концы Удар кинжала! Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался, не склоняла воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! Так всех нас в трусов превращает мысль, И вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика, Так погибают замыслы с размахом, В начале обещавшие успех, От долгих отлагательств. Но довольно! Офелия! О радость! Помяни Мои грехи в своих молитвах, ним
