Вітаю тебе Джульєтто! Де ти зараз? Я чув, що самогубці не поптрапляють до Неба. Але я не вірю, що людина, яка кохала так самовіддано і щиро, як ти може потрапити в пекло. Не вірю. А Ромео з тобою? Я чув, що після смерті ми не можемо кохати, стаємо наче ангели. Але я не вірю, що ваші почуття з Ромео згасли у вічності. Всевишній мав би змилосердитися над вами і дарувати хоч якесь щастя після горювань на Землі. Ви ж терпіли всю свою долю. І хіба гріх ваш в тому, що кохали? Хіба ваш гріз в тому, що коханням примирили ворожнечу? Хіба ваш гріз в тому, що не в юному шаленстві поєднались, а таємний шлюб проти волі батьків уклали? Все робили за Законом і понад усе - ви кохали. Мало хто кохав на Землі так, як ви. І більш ніхто не кохатиме. Ви ладні віддати життя заради одного. Це чисте, високе почуття. Я захоплююсь вами і вірю, що щасливі в Небесах.
ответ:это все что я списала когда проходила эту тему. Удачи.
Объяснение: Анализ повести "Левша" Лескова: суть, смысл и идея произведения
"...«Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе» (1881). Трудовая виртуозность здесь становится подлинным художеством, артистичностью. Но не без горечи (а может быть, вернее сказать, - горькой иронии) Лесков подчеркивает в этой виртуозной трудовой умелости черты чудачества, почти что эксцентрики.
Результат чудодейственного трудового мастерства вполне бесполезен, и, ярчайшим образом демонстрируя творческие возможности, творческую фантазию, артистическую умелость простого русского человека в труде, сюжет лесковского произведения показывает в то же время, как неумно, нерационально, бессмысленно используется при существующем социальном строе животворный родник народной талантливости.
Сюжет, представлявшийся на первый взгляд "чудаческим", "эксцентрическим", начинает играть яркими социальными красками. Но и само "чудачество" тут - не случайная краска. Оно ведь тоже выражает ту же социальную тему, относится к тем "загадкам русского быта", великим мастером разгадывания которых считал Лескова Горький. Ведь чудаческую, эксцентрическую форму талантливость приобретает вполне закономерно.
Лесков недаром так любит людей странных, необычных профессий ("Штопальщик", 1882). В особенных условиях закостенелого, искусственно сохраняемого сословного была крайние эксцентрические формы принимает и следование традиционным сословным нормам и "выламывание" из них.
Лесковские "чудаки" и "эксцентрики" свидетельствуют о большом и разнообразном знании писателем русской жизни. Весело и увлекательно повествуется у Лескова о том, как изготовляется стальная блоха, читатель должен "заразиться" - и "заражается" веселым, артистическим отношением героев к своему делу.
Но читателю вместе с тем должно стать горько в итоге повествования: рассказ о бессмысленно растраченном таланте по существу ведь трагичен. Лесковский "гротеск" наполнен тут глубоким социальным смыслом.
Движение Лесква "влево", насыщение его творчества критическими элементами по отношению к действительности самодержавной России очень отчетливо выступает в повествовании о тульском умельце. Поэтому в озорную по своей видимости историю органически включается столь существенная для Лескова национально-патриотическая тема, которая звучит здесь уже совершенно иначе, чем в вещах конца 60-х-начала 70-х годов
