Есть в таежном море на одном из отрогов Тянь-Шаньского хребта скала Шаман. Ходят к ней группами, пробираясь сквозь таежные заросли, сплавляясь по горным рекам. Взрослые и подростки спешат задать Шаману самые сокровенные вопросы, помедитировать у его подножия. Все находят тут смысл и ответ, видят картины будущего. Одного не любит горный дух – не жалует он влюбленных или семейные пары. Нечего им искать у подножия каменного великана, смысл их жизни друг в друге.
Ходили мы однажды в начале сентября в такой поход. Отпели свое комары, поутихла жара. Лес стоял неподвижно, тихий в своей унылой задумчивости. Сплавившись по реке, мы вышли к тропе, знакомой лишь проводникам. Вел группу инструктор Дмитрий, спортивный, серьезный мужчина. Мы поднимались на хребет. Стволы сосен украшал мох-бородач, корни выворотни указывали путь своими длинными корявыми пальцами. Мы близились к вершине, с которой должен был открыться вид на скалу Шаман. Но пока мы поднимались, небо словно опускалось на землю. Макушки сосен закрыло серой ватой. Без зрительного ориентира двигаться не имело смысла. Нам предстояла ночь в тайге. Страшное в жизни начинается очень просто. Глухой лес, скудные запасы, осенний затяжной дождь.
Перво-наперво надо развести огонь. У огня человек согревается, задумывается о вечном, о бесконечности. Мы хлебали наскоро сваренный суп, заедая сухарями, когда услышали тяжелый вздох Дмитрия.
- Это я во всем виноват, - каялся он в темноту.
Оказывается, у Дмитрия в городе осталась девушка, которая очень не хотела отпускать его в опасное путешествие. Женское сердце, что-ли, подсказывало.
- Не пустит нас Шаман дальше, - сетовал проводник. - Не жалует он сердечные дела. Дальше пойдете с Анастасией. Она дважды ходила по этой тропе, доведет.
Словно в ответ на его слова качнулись, заскрипели отжившие свой век сухие деревья. Начали прорезаться звезды в просветах разгоняемых облаков. Дождь отменялся, а вот ночлег был необходим. Тайга она хлипких не любит, а городской житель бес в темном лесу.
Утром мы взобрались на хребет и увидели, как из синих волн тайги поднимается величественная фигура, закутанная в каменный плащ с надвинутым на лицо капюшоном. Он ждал нас с вопросами и ответами. По такому ориентиру преодолеть пару сопок было делом нехитрым. Уже к полудню многие из нас сидели у подножия или уединялись в складках одеяния великана. Каждый думал о своем. Но все помнили ночной страх и растерянность. Но мука – вперед наука. Таежные законы нарушать нельзя. Тем более законы духов тайги.
P.S. Слова и выражения, взятые из произведения, выделены.
В 1959–1961 учился на Высших литературных курсах в Москве. В это время его рассказы начали печататься не только в издательствах Перми и Свердловска, но и в столице, в том числе в журнале «Новый мир», возглавляемом А.Твардовским. Уже для первых рассказов Астафьева было характерно внимание к «маленьким людям» – сибирским староверам (повесть Стародуб, 1959), детдомовцам 1930-х годов (повесть Кража, 1966). Рассказы, посвященные судьбам людей, которых прозаик встретил во времена своего сиротского детства и юности, объединены им в цикл Последний поклон (1968–1975) – лирическое повествование о народном характере.
В творчестве Астафьева в равной мере воплотились две важнейшие темы советской литературы 1960–1970-х годов – военная и деревенская. В его творчестве – в том числе в произведениях, написанных задолго до горбачевской перестройки и гласности, – Отечественная война предстает как великая трагедия.
В повести Пастух и пастушка (1971), жанр которой был обозначен автором как «современная пастораль», рассказывается о безысходной любви двух молодых людей, на краткий миг сведенных и навеки разлученных войной. В пьесе Прости меня (1980), действие которой происходит в военном лазарете, Астафьев также пишет о любви и смерти. Еще более жестко, чем в произведениях 1970-х, и абсолютно без патетики показано лицо войны в повести Так хочется жить (1995) и в романе Прокляты и убиты (1995). В своих интервью прозаик неоднократно подчеркивал, что не считает возможным писать о войне, руководствуясь показным патриотизмом. Вскоре после публикации романа Прокляты и убиты Астафьев был награжден премией «Триумф», ежегодно присуждаемой за выдающиеся достижения в литературе и искусстве.
Деревенская тема наиболее полно и ярко воплотилась в повести Царь-рыба (1976; Государственная премия СССР, 1978), жанр которой Астафьев обозначил как «повествование в рассказах». Сюжетной канвой Царь-рыбы стали впечатления писателя от поездки по родному Красноярскому краю. Документально-биографическая основа органично сочетается с лирическими и публицистическими отступлениями от ровного развития сюжета. При этом Астафьеву удается создать впечатление полной достоверности даже в тех главах повести, где очевиден вымысел – например, в главах-легендах Царь-рыба и Сон о белых горах. Прозаик с горечью пишет об истреблении природы и называет главную причину этого явления: духовное оскудение человека. Астафьев не обошел в Царь-рыбе главный «камень преткновения» деревенской прозы – противопоставление городского и деревенского человека, отчего образ «не помнящего родства» Гоги Герцева получился одномерным, почти карикатурным. Писатель без восторга воспринял перемены, произошедшие в человеческом сознании в начале перестройки, он считал, что при нарушении моральных основ человеческого общежития, которое было характерно для советской действительности, всеобщая свобода может привести только к разгулу преступности. Эта мысль высказывается и в повести Печальный детектив (1987). Ее главный герой, милиционер Сошнин, пытается бороться с преступниками, понимая тщетность своих усилий. Героя – а вместе с ним и автора – ужасает массовое падение нравственности, приводящее людей к череде жестоких и немотивированных преступлений. Такой авторской позиции соответствует стилистика повести: Печальному детективу более, чем другим произведениям Астафьева, свойственна публицистичность. В годы перестройки Астафьева пытались втянуть в борьбу между различными писательскими группировками. Однако талант и здравый смысл ему избежать соблазна политической ангажированности. Возможно, этому в немалой мере и то, что после долгих скитаний по стране писатель поселился в родной Овсянке, сознательно дистанцировавшись от городской суеты. Овсянка Астафьева стала своеобразной «культурной Меккой» Красноярского края. Здесь прозаика неоднократно посещали видные писатели, деятели культуры, политики и просто благодарные читатели. Жанр миниатюрных эссе, в котором много работал Астафьев, он назвал Затесями, символически связав свою работу со строительством дома. В 1996 Астафьев получил Государственную премию России, в 1997 – Пушкинскую премию фонда Альфреда Тепфера (ФРГ). Умер Астафьев в с.Овсянка Красноярского края 29 ноября 2001, похоронен там же.