Я живу в городе и безусловно каждый день слышу самые разные звуки-проезжающие машины,музыка,звонок телефона,плач ребёнка и многое другое.И конечно же все мы слышали фразу «Как же я люблю тишину»,но я считаю,что в вечной тишине жить было бы слишком скучно.Просто вслушайтесь во все звуки вокруг!Встаньте на рассвете и вы станете свидетелями птичьего пения,которое не может не поднять настроение,гуляя по улице вы можете услышать нежный голос незнакомого вам человека,приятную мелодию... Просто пора привыкнуть.Это город,и каждый звук-отдельная частичка жизни живого существа,и каждый звук-частичка нашей с вами жизни,и каждый звук-то,во что модно влюбиться раз и навсегда,нужно лишь прислушаться!
Е с левонтьевскими ребятишками под гору, к речке, и хвастался:
— Я еще у бабушки калач украду!
Парни поощряли меня, действуй, мол, и не один калач неси, шанег еще прихвати либо пирог — ничего лишнее не будет.
— Ладно!
Бегали мы по мелкой речке, брызгались студеной водой, опрокидывали плиты и руками ловили подкаменщика — пищуженца. Санька ухватил эту мерзкую на вид рыбину, сравнил ее со срамом, и мы растерзали пищуженца на берегу за некрасивый вид. Потом пуляли камни в пролетающих птичек, подшибли белобрюшку. Мы отпаивали ласточку водой, но она пускала в речку кровь, воды проглотить на могла и умерла, уронив головку. Мы похоронили беленькую, на цветочек похожую птичку на берегу, в гальке и скоро забыли о ней, потому что занялись захватывающим, жутким делом: забегали в устье холодной пещеры, где жила (это в селе доподлинно знали) нечистая сила. Дальше всех в пещеру забежал Санька — его и нечистая сила не брала!
— Это еще че! — хвалился Санька, воротившись из пещеры. — Я бы дальше побег, в глыбь побег ба, да босый я, там змеев гибель.
— Жмеев?! — Танька отступила от устья пещеры и на всякий случай подтянула спадающие штанишки.
— Домовниху с домовым видел, — продолжал рассказывать Санька.
— Хлопуша! Домовые на чердаке живут да под печкой! — срезал Саньку старшой.
Санька смешался было, однако тут же оспорил старшого:
— Дак тама какой домовой-то? Домашний. А тут пещернай. В мохе весь, серай, дрожмя дрожит — студено ему. А домовниха худа-худа, глядит жалобливо и стонет. Да меня не подманишь, подойди только — схватит и слопает. Я ей камнем в глаз залимонил!..
Может, Санька и врал про домовых, но все равно страшно было слушать, чудилось — вот совсем близко в пещере кто-то все стонет, стонет. Первой дернула от худого места Танька, следом за нею и остальные ребята с горы посыпались. Санька свистнул, заорал дурноматом, поддавая нам жару.
Так интересно и весело мы провели весь день, и я совсем уже забыл про ягоды, но наступила пора возвращаться домой. Мы разобрали посуду, спрятанную под деревом.
— Задаст тебе Катерина Петровна! Задаст! — заржал Санька. — Ягоды-то мы съели! Ха-ха! Нарошно съели! Ха-ха! Нам-то ништяк! Ха-ха! А тебе-то хо-хо!..
Я и сам знал, что им-то, левонтьевским, «ха-ха!», а мне «хо-хо!». Бабушка моя, Катерина Петровна, не тетка Васеня, от нее враньем, слезами и разными отговорками не отделаешься.
Тихо плелся я за левонтьевскими ребятами из лесу. Они бежали впереди меня гурьбой, гнали по дороге ковшик без ручки. Ковшик звякал, подпрыгивал на камнях, от него отскакивали остатки эмалировки.
— Знаешь че? — проговорив с братанами, вернулся ко мне Санька. — Ты в туес травы натолкай, сверху ягод — и готово дело! Ой, дитятко мое! — принялся с точностью передразнивать мою бабушку Санька. — Пособил тебе воспо-одь, сиротинке, пособи-ил. — И подмигнул мне бес Санька, и помчался дальше, вниз с увала, домой.
А я остался.
Утихли голоса ребятни под увалом, за огородами, жутко сделалось. Правда, село здесь слышно, а все же тайга, пещера недалеко, в ней домовниха с домовым, змеи кишмя кишат. Повздыхал я, повздыхал, чуть было не всплакнул, но надо было слушать лес, траву, домовые из пещеры не подбираются ли. Тут хныкать некогда. Тут ухо востро держи. Я рвал горстью траву, а сам озирался по сторонам. Набил травою туго туесок, на бычке, чтоб к свету ближе и дома видать, собрал несколько горсток ягодок, заложил ими траву — получилось земляники даже с копной.
— Дитятко ты мое! — запричитала бабушка, когда я, замирая от страха, передал ей посудину. — Восподь тебе пособил, воспо-дь! Уж куплю я тебе пряник, самый большущий. И пересыпать ягодки твои не стану к своим, прямо в этом туеске увезу…
Отлегло маленько.
Я думал, сейчас бабушка обнаружит мое мошенничество, даст мне что полагается, и уже приготовился к каре за содеянное злодейство. Но обошлось. Все обошлось. Бабушка унесла туесок в подвал, еще раз похвалила меня, дала есть, и я подумал, что бояться мне пока нечего и жизнь не так уж худа.
Я поел, отправился на улицу играть, и там дернуло меня сообщить обо всем Саньке.
— А я расскажу Петровне! А я расскажу!..
— Не надо, Санька!
— Принеси калач, тогда не расскажу.
Я пробрался тайком в кладовку, вынул из ларя калач и принес его Саньке, под рубахой. Потом еще принес, потом еще, пока Санька не нажрался а
(1)Откуда взялась человеческая совесть? (2)Если исходить из предположения, что в борьбе за существование более совестливые побеждают менее совестливых, подобно тому, как сильные животные побеждают слабых, мы упремся в тупик.
(З)Практика нашей сегодняшней жизни показывает, что, как правило, именно бессовестные побеждают совестливых. (4)Бессовестность нападает коварно и неожиданно, а совесть не готова к нападению — ведь она прежде всего сторожит не врага, а нас самих. (5)Если бы совесть имела земное происхождение, она давно вымерла бы, как динозавр. (6)И, тем не менее, она продолжает жить как высшее свойство человеческой души.
(7)Разного рода политические злодеи пытались доказать, что совесть всего лишь архаический предрассудок, что она имеет классовый или расовый характер. (8)Народы, принявшие подобные учения, освобождались от тормозов совести, приобретали динамическую силу и сравнительно легко завоевывали другие народы. (9)Но в конце концов их победоносные империи неизменно разваливались. (Ю)Думаю, совесть порабощенных народов к этому времени успевала проснуться и возмутиться. (11)А человек с возмущенной совестью становится сильнее негодяя.
(12)Представим, что Гитлер утвердив в Германии бессовестное государство, на этом остановился бы, и тогда нет причин отрицать, что это государство дожило бы до наших дней. (13)Но дело в том, что бессовестность не знает границ, не знает, где остановиться.
(14) Практически все современные развитые государства более или менее стабильно существуют, потому что они себя считают совестливыми, да, в общем-то, и стараются быть совестливыми.
(15) 3ависит ли совесть человека от степени его цивилизованности? (16)Вряд ли. (17)Я встречал в деревнях старушек, имеющих самые дикие представления о реальном состоянии мира и при этом живущих по законам самой утонченной совести. (18)И встречал людей высокообразованных, не стеснявших себя в выборе средств.
(19)Можно ли воспитать совесть? (20)Кроме редчайших уродов, совесть, хоть и слабо выраженная, есть у каждого человека. (21)Если человек со слабо выраженной совестью попадает в коллектив, которым дорожит, он старается придерживаться общепринятых нравственных норм. (22)Поначалу он стыдится не столько бессовестного поступка, сколько оглашения его. (23)Но это уже воспитание, и, как во всяком воспитании, правильное поведение со временем становится привычкой.
Просто пора привыкнуть.Это город,и каждый звук-отдельная частичка жизни живого существа,и каждый звук-частичка нашей с вами жизни,и каждый звук-то,во что модно влюбиться раз и навсегда,нужно лишь прислушаться!