ответ:Спи, бедняга!
Горькие ноты часто звучат в гражданской лирике Богдановича, но это не горечь безнадежности. Наследнику Богушевича, современнику Тетки, Купалы, Коласа был знаком путь борьбы. Как и многие другие белорусские поэты, Богданович, вступая в литературу, опубликовал своего рода поэтическую декларацию — аллегорию «Музыкант». Он изложил здесь свои взгляды на роль и назначение искусства. Жил на свете музыкант. «Много ходил он по земле и все играл на скрипке. И плакала в его руках скрипка, и такая была в его музыке тоска, что за сердце хватала!.. Плачет скрипка, льют люди слезы, а музыкант стоит и выводит еще жалобней, еще тоскливей. И болело сердце, и подступали к глазам слезы…».
Но бывало и по-другому: «Музыкант будто вырастал в глазах людей, и тогда играл сильно, звучно: гудят струны… бас, как гром, гудит и грозно будит ото сна, зовет народ. И люди поднимали склоненные головы, и гневом великим блестели их очи. Тогда бледнели и тряслись как в лихорадке, и прятались со страху, будто гадюки, все обидчики народа. Много их хотело купить у музыканта скрипку его, но он не продал ее никому. И продолжал он ходить среди бедного люда и музыкой своей будил от тяжкого сна»[35].
Смысл иносказания весьма прозрачен: автор выражает надежду, что торжество реакции — временное, что появятся новые поколения борцов за свободу. Он видит высокое назначение поэта в том, чтобы будить народ, гневной песней поднимать массы на борьбу против угнетения. Так, в первом же своем литературном выступлении Богданович заявил о верности традициям революционно-демократической поэзии. Об ориентации на эти традиции свидетельствуют и аллегория «Апокриф», и стихотворения поэта разных лет. Написанное в 1910 году стихотворение «Дождик в поле, и холод, и мгла…» развивает тему гражданского долга поэта:
Следует заметить, что буржуазно-националистическая критика настойчиво зачисляла его по ведомству «чистой» поэзии. Как известно, редакция «Нашей нивы» была неоднородной по своему составу — на страницах единственной белорусской газеты выступали и писатели-демократы во главе с Купалой и Коласом, и писатели буржуазного националистического лагеря. Буржуазные публицисты «Нашей нивы» всячески пытались доказать, что белорусская литература — явление бесклассовое, что существует «единая» белорусская нация и «единое» движение «белорусского возрождения». Стремление представить развитие белорусской литературы в виде лишенного противоречий и борьбы единого потока приводило к насквозь фальшивым, заведомо неверным литературным оценкам. Довелось это почувствовать на себе и Богдановичу. Его душа, замкнутая в себе, живет в каком-то другом, особенном мире — в мире чистой красоты и подлинной поэзии, и только сквозь нее смотрит на нашу жизнь…».
Однако творчество поэта никак не укладывалось в такую концепцию, да и сам Богданович отнюдь не склонен был ее поддерживать. Интересно вспомнить в этой связи о реакции Богдановича на статью «Нашей нивы». В 1924 году было впервые опубликовано стихотворение Богдановича «Пану Антону Новине на память от автора»:
В примечании к публикации сообщалось, что эту дарственную надпись Богданович сделал на том экземпляре своего сборника, который послал Антону Новине, напечатавшему о «Венке» в 1914 году критическую статью в «Нашей ниве». Таким образом был раскрыт псевдоним «Г. Б.»: выяснилось, что автор статьи о сборнике Богдановича — Антон Луцкевич (Новина — его псевдоним), буржуазный националист, одна из главных фигур в редакции «Нашей нивы». В дарственной надписи, в которой Богданович выражает свою благодарность автору хвалебного отзыва о «Венке», в очень изящной форме высказано несогласие с основным тезисом статьи «Певец чистой красоты». Говоря об осколках дерева, превращаемых в цветы, и о том, что эта «японская забава» припомнилась ему, когда он читал статью о «Венке», Богданович ясно дает понять, что зачисление его в певцы «чистой» поэзии кажется ему произвольным «превращением».
В
В стародавние времена жил в богатом купеческом городе Нижнем Новгороде бедный юноша по имени Садко. Всего капитала были у него одни гусли, ходил он с ними по домам, развлекал гостей на застольях. Вот как-то, не стали звать его бояре к себе на двор, глубокая обида овладела гусляром, потому что считал он себя очень искусным. Пошел Садко к берегу озера, один стал играть и песни петь. Сидел так он долгое время, пока не показался на поверхности воды царь Морской. По нраву пришлась ему красивая музыка гусляра, и стал он думать, чем юноше. Предложил царь пойти Садко к именитым купцам новгородским и с ними спорить на все их богатства про то, что в Ильмене можно изловить рыбу с золотой чешуей. Так гусляру будет прибыток. Возвратясь в город, Садко обращается к купцам, обещает отдать в заклад свою голову. Трое соглашаются с ним спорить, идут вместе к озеру, где три раза закидывает гусляр невод, вытаскивает из воды рыбу золотую. Приходится купцам отдать свою казну Садко. Получив денег, пускает их Садко в оборот: открывает свои лавки, начинает выручать хорошие барыши. Везет ему во всем, поэтому богатство его приумножается. Он строит для себя особенные палаты, в которых устраивает "как у Царя небесного". Садко начинает закатывать пиры, где собирается вся знать и деловые люди. Пьют, веселятся, устраивают состязания. Как-то во хмелю начинают гости хвастать друг пред другом у кого что есть самого ценного, только Садко отмалчивается. Его спрашивают, чем он более всего гордиться, тогда бывший гусляр отвечает, мол среди всех его гостей никто не может похвастать таким же богатством, как у него. И если бы он пожелал, то завтра же выкупил бы за свои деньги чего только ни на есть товаров из всех лавок в городе.
Немедленно его ловят на слове. И предлагают ему спор. На том и решили. Рано утром созывает Садко своих людей, раздает им казну и приказывает отправляться по лавкам, да скупать все, что там найдут. Он и сам отправляется вместе с остальными. Садко торжествует, но следующим утром оказывается, что в городе продают еще больше товаров. Выкупает он все подчистую и на этот раз. Однако до победы далеко - третий день приносит новые разочарования. Садко вынужден отступиться перед богатством и мощью родного города, которых ни одному человеку не превзойти.
Получив хороший урок, Садко без возражений отдает купцам свой проигрыш. Те деньги, которые он еще не истратил, пускает на строительство тридцати кораблей, куда погружают товары, накупленные в Великом Новгороде. Проходит его флот по русским рекам , и направляется к югу,к берегам турецким.
Вдруг погода портиться, налетает ураган, о дно кораблей начинают биться страшные волны, того и гляди погубят всех, кто на них плывет. Это морской Царь бушует, не получив подношения. Велит Садко бросить в воды меру серебра, чтобы утихомирить стихию. Но не принимает царь этот дар. Решает Садко откупиться золотом, но только пуще начинает бесноваться шторм, пугая людей. Хочет царь Морской человеческой жертвы.
Садко обращается к своим войнам, предлагает честно жребий кидать, на кого упадет, того судьба. Бросают дважды - оба раза выпадает самому Садко прыгать в бездну. Нечего делать, чтобы всех, должен Садко пожертвовать собой. Он велит своим людям отвезти домой его наказы. По прибытии в Великий Новгород раздать деньги и земли свои церквам, часть пусть достается жене и беднякам, а что останется - все могут забирать себе. Взяв свои старые гусли, которые всегда были при нем, Садко спускается с борта корабля в морскую пучину. В тот же миг успокаивается море, дает судам идти дальше.
От усталости Садко засыпает, приходит в себя он уже на дне моря, где его встречает сам царь Морской. Владыка пучины злорадствует, потому что наконец Садко признал его власть.
Он просит бывшего гусляра поиграть еще, в память старых дней. Садко принимается щипать гусли, выдавая заводной мотив. Царь, не выдержав, пускается плясать.
От его танца начинается на море великое волнение, которое не успокаивается три дня. Никто не может спустить лодку на воду, а люди, уже находящиеся в море, гибнут. Услышав причитания людей, Микола Можайский является Садко, велит ему перестать. Тот отвечает, что не может сделать этого, пока царь сам не велит ему остановиться. Святой подсказывает тихонько надорвать струны. Потом, если его царь женой, соглашаться на брак, но из всех дочерей морских выбрать самую последнюю, но не прелюбодействовать с ней как нехристь. Садко разламывает верные свои гусли. На радостях от хорошей пляски царь обнимает Садко, хочет назвать его своим зятем. Кличет он дочерей-красавиц и предлагает выбирать. Как ему было наказано, Садко останавливает выбор на младшей, Чернавушке. Идут они в спальню, но к новой жене Садко не прикасается. Поутру он обнаруживает, что очутился на родном берегу, где видит людей своих и жену, вышедших справлять помин по нему. Он приветствует всех, на злато, привезенное из дальних земель, строит церковь в честь Миколы Можайского. В море он больше не ходит.