ответ: Пробудился я сегодня —
На дворе сияет солнце.
Я подумал: «Как вчера.
Если завтра будет то же,
Если завтра будет солнце,
Замечательно! Ура!»
А вчера что я подумал?
Я подумал про сегодня:
«Если завтра будет солнце,
Замечательно! Ура!»
Значит, я вчера подумал,
Что сегодня — это завтра.
Но когда пройдёт сегодня,
Назовут его «вчера».
Значит, так: проснусь я завтра
подумаю:
«Сегодня
На дворе сияет солнце —
И сегодня, как вчера».
А потом настанет завтра,
Будет новое сегодня.
Как чудесно жить на свете!
Замечательно! Ура!
Объяснение:
ответ:Вторая сцена - зеркальное отражение ограбления Акакия Акакиевича, и она уравнивает бедного чиновника и значительное лицо.
Контраст хозяев жизни и забитого существа доведён Гоголем до возможных и невозможных пределов. Скудость жизни Башмачкина, его трусливые мысли и действия, которые и поступками-то не назовёшь, невзрачный облик, по сути, унижают человека, просто размазывают его как личность. Нивелируют. В итоге Башмачкина нет. Другое дело - значительное лицо. Толст, громок и вездесущ. Не человек - камень, попробуй-ка свороти такого. Но страх - такое едучее чувство, перед которым любой бессилен - это раз, и любого перевернёт - это два, сравним "он, подобно весьма многим, имеющим богатырскую наружность, почувствовал такой страх, что не без причины даже стал опасаться насчет какого-нибудь болезненного припадка. Он сам даже скинул поскорее с плеч шинель свою и закричал кучеру не своим голосом: «Пошел во весь дух домой!» и "он вступил на площадь не без какой-то невольной боязни, точно как будто сердце его предчувствовало что-то недоброе. Он оглянулся назад и по сторонам: точное море вокруг него. «Нет, лучше и не глядеть», — подумал и шел, закрыв глаза, и когда открыл их, чтобы узнать, близко ли конец площади, увидел вдруг, что перед ним стоят почти перед носом какие-то люди с усами, какие именно, уж этого он не мог даже различить. У него затуманило в глазах и забилось в груди". На грани припадка оба. Перед нами уже не контрастирующие персонажи, а голый человек. Голый не в смысле раздетый, а без статуса, регалий и прочей наносной дребедени. И вот в этом человеке в ситуации сильного страха просыпается нечто дремлющее или даже крепко спящее. В обоих - сознание себя человеком.
В итоге Башмачкин вышел из вечного угла, куда его загнали не столько обстоятельства, сколько он сам, генеральская шинель оказалась ему вполне "по плечам", а значительное лицо обрело дар слушать и понимать.
Объяснение:
