Смерть — постоянный предмет философской рефлексии и поэтических переживаний Лермонтова, тесно связанный с размышлениями о вечности и времени, о бессмертии и о любви. Ожидание смерти как освобождения от земных мук и страданий — распространенный мотив романтической поэзии у Лермонтова он достигает наивысшей трагической кульминации в стихотворении «Пленный рыцарь», где смерть — желанное избавление от плена жизни: «Смерть, как приедем, подержит мне стремя; / Слезу и сдерну с лица я забрало». Но гораздо чаще в поэзии Лермонтова смерть предстает не как финал земного пути, а как провиденциальное ощущение гибели или близкой кончины: «Не смейся над моей пророческой тоскою; / Я знал: удар судьбы меня не обойдет; / Я знал, что голова, любимая тобою, / С твоей груди на плаху перейдет». Эта же тема звучит в стихотворении «Из Андрея Шенье», «Когда к тебе молвы рассказ» и др. Лермонтову не свойственно пушкинское гармоничное ощущение природного кругооборота, смены поколений, смягчающее трагизм смерти. Смерть переживается в его поэзии как бессмысленное поглощение мирозданием человеческой индивидуальности. Поэту чужда просветительская ирония над «тайнами гроба». Смерть для него — роковая тайна, не вмещаемая человеческим разумом, и он стремится не к разгадке, а к более глубокому ощущению тайны смерти. Трагизм ее Лермонтов видит прежде всего в невозможности личного бессмертия, в бесследном исчезновении духовного «Я», с уничтожением которого Лермонтову так трудно примириться: «В сырую землю буду я зарыт. / Мой дух утонет в бездне бесконечной!...» [«Смерть»—«Закат горит огнистой полосою»]; «Боюсь не смерти я. О нет! / Боюсь исчезнуть совершенно» . Сама по себе смерть не страшит поэта; ужасно связанное с ней забвение и гибель любви: «Что смерть? — лишь ты не изменись душою!» («Настанет день — и миром осужденный»). Смерть и любовь связаны неразрывной роковой цепью («Демон», «Маскарад», «Герой нашего времени», «Морская царевна», «Тамара», «Дары Терека»). Любовь демонического героя влечет за собой смерть прекрасной возлюбленной. Так гибнут Бэла, Тамара (в поэме «Демон»), Нина. Герой знает, что его любовь несет гибель, но не может противиться чарующему зову красоты. Как вариация этой коллизии возникает образ роковой женской красоты, несущей гибель возлюбленному ( «Тамара»). Для героя лирики Лермонтова смерть нередко предстает как событие, уже заранее пережитое. Отсюда появление темы «живого мертвеца»: герой чувствует себя мертвым среди живых или ожившим среди мертвых, что делает его равнодушным к факту собственной гибели. Так, в стихотворении «Челнок» («Воет ветер...») смертельно раненный пленник не страшится бури: «Он смерть равнодушнее путников ждет, / Хотя его прежде она уведет...». Заранее пережитое героем ощущение смерти переносит события его дальнейшей реальной жизни в иной план, где душа обречена быть немым, но не безучастным созерцателем земной жизни. Невозможность умереть для земли, забыть о земных страстях («Любовь мертвеца») становится для героя роковой обреченностью. В трех стихах, озаглавленных «Смерть», даны два противоположных образа смерти. В одном из них («Закат горит...») поэт не сомневается в полном исчезновении для «земли». В двух других («Ласкаемый цветущими мечтами», «Оборвана цепь жизни молодой») душа после смерти напрасно ищет забвенья в муках ада, их заглушают муки неуничтожимых земных страданий, от которых нельзя укрыться в холодной бесконечности мироздания. В стихотворении «Ночь. I» и «Ночь. II» Лермонтов передает ужас перед неизбежностью биологической смерти, смерти-распада. Смерть возникает в них как чисто лермонтовский двойной образ сна-смерти, сна-пробуждения. Душа умершего обречена вернуться на землю к своему разлагающемуся телу. Духовный двойник умершего стремится оживить безжизненный скелет, но не может. В этот момент следует земное пробуждение, физически переживаемое героем как воскресение. Особым образом переживает свою смерть герой стихотворения «Сон».
Лягушка- квакушка живёт в болоте, ловит комаров да мошку. Весною громко квакает вместе со своими подругами.Лягушка изобрела новый путешествия на утках. От страшной высоты, на которую её подняли утки, у неё захватило дух. Её ужасно захотелось лететь поближе к земле. Показать себя и послушать, что о ней говорят.Лягушка была изобретательной, любопытной, решительной, сообразительной, смелой, но в то же время болтливой и хвастливой.Показывая недостатки лягушки, автор всё же испытывает к ней симпатию, поэтому он сохраняет ей жизнь в конце сказки.К героине сказки я отношусь положительно, мне нравится в ней её изобретательность.
В сказке "Лягушка-путешественница" автор очень удачно передал характер лягушки. Лягушка была догадливая, смелая, сдержанная, но хвастовство ее подвело. Автор хотел передать читателям, что хвастовство - плохое качество, приводящее к плохому. Автор имел в виду человека и хотел передать, что даже смелый, догадливый человек может попасть в неожиданное положение из-за плохих качеств. Когда лягушка кричала: "Это я! Я!" - мы тут же предугадали, что случится с лягушкой. Но она из хвастовства забыла всякую осторожность. Так же и с человеком. В приступе хвастовства он забывает все на свете. Даже когда лягушка бултыхнулась в грязный пруд, все же продолжала кричать: "Это я! Это я придумала!" От этого становится даже смешно.
Когда лягушка только-только пустилась в путешествие, она уже думала: "Вот как я превосходно придумала". И когда дети в деревне кричали: "Смотрите, смотрите! Утки лягушку несут", - у нее прыгало сердце.
И после того, как лягушка обманывала лягушек из пруда, в который она свалилась, нам кажется, что она глупая, мы смеемся над ней, и вместе с нами высмеивает лягушку автор. Он хочет сказать нам, что было бы с таким хвастливым человеком. Мне очень нравится сказка Гаршина «Лягушка-путешественница». Сидела лягушка на коряге и думала: «ах, какая сегодня прекрасная мокрая погода!» Ведь все знают, что лягушки очень любят дождь. Глупая лягушка считала себя страшно умной, и там очень смешно рассказывается, как она крикнула: «Это я! Это я придумала!» И бедная путешественница бултыхнулась в грязный пруд. И опять сгоряча крикнула, что это она придумала.Автор считает, что лягушка хвастливая. С этим я согласен, но я хочу добавить, что она была еще умная. Но она при этом была самолюбивая, это и погубило ее. Она была хитрой, потому что когда она попросила лететь пониже, чтобы ей не стало дурно, но на самом деле ей просто хотелось послушать, что о ней говорят. Умной она была потому, что когда она придумала, как ей полететь вместе с утками, утки сказали: «Даже между утками мало таких найдется».
Но гораздо чаще в поэзии Лермонтова смерть предстает не как финал земного пути, а как провиденциальное ощущение гибели или близкой кончины: «Не смейся над моей пророческой тоскою; / Я знал: удар судьбы меня не обойдет; / Я знал, что голова, любимая тобою, / С твоей груди на плаху перейдет». Эта же тема звучит в стихотворении «Из Андрея Шенье», «Когда к тебе молвы рассказ» и др.
Лермонтову не свойственно пушкинское гармоничное ощущение природного кругооборота, смены поколений, смягчающее трагизм смерти. Смерть переживается в его поэзии как бессмысленное поглощение мирозданием человеческой индивидуальности. Поэту чужда просветительская ирония над «тайнами гроба». Смерть для него — роковая тайна, не вмещаемая человеческим разумом, и он стремится не к разгадке, а к более глубокому ощущению тайны смерти. Трагизм ее Лермонтов видит прежде всего в невозможности личного бессмертия, в бесследном исчезновении духовного «Я», с уничтожением которого Лермонтову так трудно примириться: «В сырую землю буду я зарыт. / Мой дух утонет в бездне бесконечной!...» [«Смерть»—«Закат горит огнистой полосою»]; «Боюсь не смерти я. О нет! / Боюсь исчезнуть совершенно» . Сама по себе смерть не страшит поэта; ужасно связанное с ней забвение и гибель любви: «Что смерть? — лишь ты не изменись душою!» («Настанет день — и миром осужденный»).
Смерть и любовь связаны неразрывной роковой цепью («Демон», «Маскарад», «Герой нашего времени», «Морская царевна», «Тамара», «Дары Терека»). Любовь демонического героя влечет за собой смерть прекрасной возлюбленной. Так гибнут Бэла, Тамара (в поэме «Демон»), Нина. Герой знает, что его любовь несет гибель, но не может противиться чарующему зову красоты. Как вариация этой коллизии возникает образ роковой женской красоты, несущей гибель возлюбленному ( «Тамара»).
Для героя лирики Лермонтова смерть нередко предстает как событие, уже заранее пережитое. Отсюда появление темы «живого мертвеца»: герой чувствует себя мертвым среди живых или ожившим среди мертвых, что делает его равнодушным к факту собственной гибели. Так, в стихотворении «Челнок» («Воет ветер...») смертельно раненный пленник не страшится бури: «Он смерть равнодушнее путников ждет, / Хотя его прежде она уведет...». Заранее пережитое героем ощущение смерти переносит события его дальнейшей реальной жизни в иной план, где душа обречена быть немым, но не безучастным созерцателем земной жизни. Невозможность умереть для земли, забыть о земных страстях («Любовь мертвеца») становится для героя роковой обреченностью.
В трех стихах, озаглавленных «Смерть», даны два противоположных образа смерти. В одном из них («Закат горит...») поэт не сомневается в полном исчезновении для «земли». В двух других («Ласкаемый цветущими мечтами», «Оборвана цепь жизни молодой») душа после смерти напрасно ищет забвенья в муках ада, их заглушают муки неуничтожимых земных страданий, от которых нельзя укрыться в холодной бесконечности мироздания. В стихотворении «Ночь. I» и «Ночь. II» Лермонтов передает ужас перед неизбежностью биологической смерти, смерти-распада. Смерть возникает в них как чисто лермонтовский двойной образ сна-смерти, сна-пробуждения. Душа умершего обречена вернуться на землю к своему разлагающемуся телу. Духовный двойник умершего стремится оживить безжизненный скелет, но не может. В этот момент следует земное пробуждение, физически переживаемое героем как воскресение. Особым образом переживает свою смерть герой стихотворения «Сон».