Мцхет — древняя столица Грузии, основанная там, «где, сливаяся, шумят, / Обнявшись, будто две сестры, / Струи Арагвы и Куры». Тут же, в Мцхете, и собор Светицховели с усыпальницами последних царей независимой Грузии, «вручивших» «свой народ» единоверной России. С тех пор (конец XVII в.) и осеняет благодать Божья многострадальную страну — цветёт она и благоденствует, «не опасаяся врагов, / За гранью дружеских штыков».
«Однажды русский генерал / Из гор к Тифлису проезжал; Ребёнка пленного он вез. / Тот занемог...» Понимая, что в таком состоянии живым он ребёнка до Тифлиса не довезёт, генерал оставляет пленника в Мцхете, в тамошнем мужском монастыре. Мцхетские монахи, праведные мужи, подвижники, просветители, вылечив и окрестив подкидыша, воспитывают его в истинно христианском духе. И кажется, что упорный и бескорыстный труд достигает цели. Позабыв родной язык и привыкнув к плену, Мцыри свободно изъясняется по-грузински. Вчерашний дикарь «готов во цвете лет изречь монашеский обет».
И вдруг, накануне торжественного события, приёмыш исчезает, незаметно выскользнув из монастырской крепости в ужасный тот час, когда святые отцы, испугавшись грозы, столпились, как агнцы, вокруг алтаря. Беглеца, естественно, ищут всей монастырской ратью и, как положено, целых три дня. Безрезультатно. Однако через некоторое время Мцыри всё-таки находят совершенно случайно какие-то посторонние люди — и не во глубине Кавказских гор, а в ближайших окрестностях Мцхета. Опознав в без чувств лежащем на выжженной зноем голой земле юноше монастырского служку, они приносят его в обитель.
Когда Мцыри приходит в себя, монахи учиняют ему допрос. Он молчит. Его пробуют насильно кормить, ведь беглец истощён, как будто перенёс долгую болезнь или изнурительный труд. Мцыри отказывается от пищи. Догадавшись, что упрямец сознательно торопит свой «конец», к Мцыри посылают того самого чернеца, который когда-то выходил его и окрестил. Добрый старик искренне привязан к подопечному и очень хочет, чтобы его воспитанник, раз уж ему на роду написано умереть таким молодым, исполнил христианский долг смирился, покаялся и получил перед кончиной отпущение грехов.
Но Мцыри вовсе не раскаивается в дерзком поступке. Наоборот! Он гордится им как подвигом! Потому что на воле он жил и жил так, как жили все его предки — в союзе с дикой природой — зоркие, как орлы, мудрые, как змеи, сильные, как горные барсы. Безоружный, Мцыри вступает в единоборство с этим царственным зверем, хозяином здешних дремучих лесов. И, честно победив его, доказывает (самому себе!), что мог бы «быть в краю отцов / Не из последних удальцов».
Ощущение воли возвращает юноше даже то, что, казалось бы, навсегда отняла неволя: память детства. Он вспоминает и родную речь, и родной аул, и лица близких — отца, сестёр, братьев. Больше того, пусть и на краткий миг, жизнь в союзе с дикой природой делает его великим поэтом. Рассказывая чернецу о том, что видел, что пережил, блуждая в горах, Мцыри подбирает слова, поразительно похожие на первозданность могучей природы отчего края.
И только один грех тяготит его душу. Грех этот — клятвопреступление. Ведь когда-то, давно, ещё отроком, беглец поклялся самому себе страшною клятвою, что убежит из монастыря и отыщет тропу в родные пределы. И вот он вроде бы придерживается правильного направления: идёт, бежит, мчится, ползёт, карабкается — на восток, на восток, на восток. Все время, и днём, и ночью, по солнцу, по звёздам — на восток от Мцхета! И вдруг обнаруживает, что, сделав круг, возвратился на то самое место, откуда начался его побег, подвиг Побега, В ближайшие окрестности Мцхета; отсюда рукой подать до приютившей его монастырской обители! И это, в понимании Мцыри, не простая досадная оплошность. Годы, проведённые в «тюрьме», в застенках, а именно так воспринимает приёмыш монастырь, не только физически ослабили его тело.
Жизнь в плену погасила в его душе «луч-путеводитель», то есть то безошибочно верное, почти звериное чувство своей тропы, которым от рождения обладает каждый горец и без которого в диких безднах центрального Кавказа ни человек, ни зверь выжить не могут. Да, Мцыри вырвался из монастырской крепости, но той внутренней тюрьмы, того стеснения, которое цивилизаторы построили в его душе, ему уже не разрушить! Именно это ужасное трагическое открытие, а не рваные раны, нанесённые барсом, убивают в Мцыри инстинкт жизни, ту жажду жизни, с какой приходят в мир истинные, а не приёмные дети природы. Урождённый свободолюбец, он, чтобы не жить рабом, умирает как раб: смиренно, никого не проклиная.
Единственное, о чем он просит своих тюремщиков, чтобы похоронили его в том уголке монастырского сада, откуда «виден и Кавказ». Его единственная надежда на милосердие прохладного, с гор веющего ветерка — вдруг донесёт до сиротской могилы слабый звук родной речи или обрывок горской песни...
Мама Михаила Юрьевича умерла, когда ему было три года. Он рос с бабушкой, которая постаралась достойно воспитать внука и дать ему хорошее образование. Он с детства учил иностранные языки, занимался с преподавателем. Лермонтов рано начал писать стихи. Когда ему было четырнадцать лет, у него уже была большая тетрадь своих стихотворений.«Листья в поле пожелтели,И кружатся, и летят;Лишь в бору поникши елиЗелень мрачную хранят.»Михаил Юрьевич очень любил Москву и Кавказ и часто писал про эти места. Он любил описывать природу, времена года, людей. Очень часто его произведения наполнены грустными образами.Образность стиховНапример, в стихотворении «Осень» поэт говорит о поникших елях, мрачной зелени. Животные тоже грустят, потому что скоро им станет трудно находить еду и негде будет спрятаться.Но все знают, что холода закончатся, снова выглянет солнышко и придет тепло. Поэт говорит в стихотворении о том, что природа, звери, люди – все будут отдыхать, пока не придет весна. Тогда снова наступит оживление и радость.Произведения Лермонтова необычны. Читая их, в воображении возникает настоящая картина, на которой изображен сюжет повествования. Михаил Юрьевич также писал картины. Может, поэтому образы в строфах так красочны.Поэт в своем творчестве призывает ценить красоту окружающего мира, уважать друзей и близких, быть честным человеком.
ГЛУПОСТЬ Лишь небесная страсть остаетсяВ песнях вечной. (Лаура, живи!)\Существует, но вряд ли поется\Земноводная грубость любви. Новелла Матвеева ЗАКОН ПЕСЕН ГЛУПОСТЬ Мой рыцарь, глупость не в цене\И от издёвок мало толка,\Не то шутить тебе надолго\Фаготом в треснувшем пенсне. Владимир Сафонов 2006 БАРДЫ РУ Песенка Фаготу Глупость Нет, беги от них скорее!\Лучше в хижине простой\Жить с скотами, с простотой,\Чем с людьми скотов глупее!" Владимир Раевский ПОСЛАНИЕ ДРУГУ 1816 или 1817 ГЛУПОСТЬ Но ты признаться не посмел, \зачем терпел огонь и муки. \Ты от восторга поглупел, \забыл гончарные науки. Римма Дышаленкова ДЕВИЧЬИ СТРАДАНИЯ\Поэма\Вечный сюжет глупость Но, может быть, и глупость\ простит нам добрый Бог,\ когда мы носом хлюпать\ устанем от тревог. Евгений Сабуров 2001 ГЛУПОСТЬ Он стал крутить свой длинный ус\И начал: "Молвить без обиды,\Ты, хлопец, может быть, не трус,\Да глуп, а мы видали виды. Александр Пушкин ГУСАР ГЛУПОСТЬ Она твердит: "Как слабости ума\Я поддалась безумно и нелепо!\Пока жива вселенная сама,\Я знаю, что и он далек от склепа!\Погибнет он - и красота умрет\И в черный хаос мир опять вернет. Уильям Шекспир. Венера и Адонис Перевод Б.Томашевского ГЛУПОСТЬ Первый выл: "Я физически глуп, -\ Руки вздел, словно вылез на клирос. -\ У меня даже мудрости зуб,\ Невзирая на возраст, не вырос!" Владимир Высоцкий. 1977 Про глупцов ГЛУПОСТЬ Подарим глупости свой искренний восторг!\Его цветной камзол и ноги впередерг\Достойны, чтоб народ валил к нему толпою. Шут Поль Верлен. Перевод Г. Шенгели Глупость Подстригают в столице ногти — рубят в Глупове\руки по локти. Евгений Евтушенко
Глупость Презреть добродетель, порокам своим потакая, К лицу ли разумному глупость такая? «Священный курал». Перевод А.Ибрагимова Глупость Простительней даже друзей оскорблять, чем при всех Выпаливать вздор, возбуждающий смех. «Священный курал». Перевод А.Ибрагимова ГЛУПОСТЬ С Белизой, говорят, они дружны весьма.\ Селимена\ Бедняжка! Вот в ком нет ни признака ума!\ Ее визит ко мне ужасней всякой пытки:\ Занять ее - всегда бесплодны все попытки.\ Меня бросает в жар, пока ищу я тем,\ Но оживить ее нельзя никак, ничем. Жан-Батист Мольер. Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник 1957 МИЗАНТРОП ГЛУПОСТЬ Так глупости и меж людьми нет большей, чем хвастовство,\тем паче, если кто чванится тем, что не его...\Тот будет осмеян, кто вещью кичится чужою,\когда у самого нет ничего за душою. ГУГОЛИН ГАВЛОВИЧ (1712–1787). Перевод Сергея Скорвида ПАСТУШЬЯ ШКОЛА, НРАВОВ ЖИТНИЦА ГЛУПОСТЬ Только глупых в сети гонит\И к погибели влечёт. -\Лиза к матери прижалась,\Слёзы в три ручья лия,\И краснея ей призналась:\- Мама, мама, дура я! Федор Сологуб 1921 Из сборника “Свирель\Русские бержереты” 1922 - Бойся, дочка, стрел Амура ГЛУПОСТЬ Трудится на огородах\ Ворует бюджетные деньги\ Ездит на новых машинах, купленных в кредит,\ Собранных в Узбекистане,\ И на старых машинах, угнанных из Германии и Японии.\ Торгует польским и китайским барахлом\ Сидит на вокзалах и в тюрьмах\ Учит и лечит\ Снимает и прокатывает\ Говорит и показывает\ Глупости Елена Фанайлова «Знамя» 2008, №7 \\ Балтийский дневник\\ Нация за меня глупость Что глупей темноты! \ Хотел светлячка поймать я - \ и напоролся на шип. Мацуоши Басё. Перевод А.Белых
Глупость Что глупей темноты! Хотел светлячка поймать я -И напоролся на шип. Басё. Перевод В.Марковой глупость Я глупый.\ Я не знаю, что ничего не знаю.\ Все я знаю.\ Я исполняю роль елочной игрушки.\ Ты исполняешь роль елочной игрушки.\ Но я не шарик.\ (А может, шарик. Блестящий.\ Когда в него смотришься,\ кажется, что у тебя большущий\ нос)\ Я мальчик у Тебя на елке.\ Висит. Иван Марковский, Москва 1997
Мцхет — древняя столица Грузии, основанная там, «где, сливаяся, шумят, / Обнявшись, будто две сестры, / Струи Арагвы и Куры». Тут же, в Мцхете, и собор Светицховели с усыпальницами последних царей независимой Грузии, «вручивших» «свой народ» единоверной России. С тех пор (конец XVII в.) и осеняет благодать Божья многострадальную страну — цветёт она и благоденствует, «не опасаяся врагов, / За гранью дружеских штыков».
«Однажды русский генерал / Из гор к Тифлису проезжал; Ребёнка пленного он вез. / Тот занемог...» Понимая, что в таком состоянии живым он ребёнка до Тифлиса не довезёт, генерал оставляет пленника в Мцхете, в тамошнем мужском монастыре. Мцхетские монахи, праведные мужи, подвижники, просветители, вылечив и окрестив подкидыша, воспитывают его в истинно христианском духе. И кажется, что упорный и бескорыстный труд достигает цели. Позабыв родной язык и привыкнув к плену, Мцыри свободно изъясняется по-грузински. Вчерашний дикарь «готов во цвете лет изречь монашеский обет».
И вдруг, накануне торжественного события, приёмыш исчезает, незаметно выскользнув из монастырской крепости в ужасный тот час, когда святые отцы, испугавшись грозы, столпились, как агнцы, вокруг алтаря. Беглеца, естественно, ищут всей монастырской ратью и, как положено, целых три дня. Безрезультатно. Однако через некоторое время Мцыри всё-таки находят совершенно случайно какие-то посторонние люди — и не во глубине Кавказских гор, а в ближайших окрестностях Мцхета. Опознав в без чувств лежащем на выжженной зноем голой земле юноше монастырского служку, они приносят его в обитель.
Когда Мцыри приходит в себя, монахи учиняют ему допрос. Он молчит. Его пробуют насильно кормить, ведь беглец истощён, как будто перенёс долгую болезнь или изнурительный труд. Мцыри отказывается от пищи. Догадавшись, что упрямец сознательно торопит свой «конец», к Мцыри посылают того самого чернеца, который когда-то выходил его и окрестил. Добрый старик искренне привязан к подопечному и очень хочет, чтобы его воспитанник, раз уж ему на роду написано умереть таким молодым, исполнил христианский долг смирился, покаялся и получил перед кончиной отпущение грехов.
Но Мцыри вовсе не раскаивается в дерзком поступке. Наоборот! Он гордится им как подвигом! Потому что на воле он жил и жил так, как жили все его предки — в союзе с дикой природой — зоркие, как орлы, мудрые, как змеи, сильные, как горные барсы. Безоружный, Мцыри вступает в единоборство с этим царственным зверем, хозяином здешних дремучих лесов. И, честно победив его, доказывает (самому себе!), что мог бы «быть в краю отцов / Не из последних удальцов».
Ощущение воли возвращает юноше даже то, что, казалось бы, навсегда отняла неволя: память детства. Он вспоминает и родную речь, и родной аул, и лица близких — отца, сестёр, братьев. Больше того, пусть и на краткий миг, жизнь в союзе с дикой природой делает его великим поэтом. Рассказывая чернецу о том, что видел, что пережил, блуждая в горах, Мцыри подбирает слова, поразительно похожие на первозданность могучей природы отчего края.
И только один грех тяготит его душу. Грех этот — клятвопреступление. Ведь когда-то, давно, ещё отроком, беглец поклялся самому себе страшною клятвою, что убежит из монастыря и отыщет тропу в родные пределы. И вот он вроде бы придерживается правильного направления: идёт, бежит, мчится, ползёт, карабкается — на восток, на восток, на восток. Все время, и днём, и ночью, по солнцу, по звёздам — на восток от Мцхета! И вдруг обнаруживает, что, сделав круг, возвратился на то самое место, откуда начался его побег, подвиг Побега, В ближайшие окрестности Мцхета; отсюда рукой подать до приютившей его монастырской обители! И это, в понимании Мцыри, не простая досадная оплошность. Годы, проведённые в «тюрьме», в застенках, а именно так воспринимает приёмыш монастырь, не только физически ослабили его тело.
Жизнь в плену погасила в его душе «луч-путеводитель», то есть то безошибочно верное, почти звериное чувство своей тропы, которым от рождения обладает каждый горец и без которого в диких безднах центрального Кавказа ни человек, ни зверь выжить не могут. Да, Мцыри вырвался из монастырской крепости, но той внутренней тюрьмы, того стеснения, которое цивилизаторы построили в его душе, ему уже не разрушить! Именно это ужасное трагическое открытие, а не рваные раны, нанесённые барсом, убивают в Мцыри инстинкт жизни, ту жажду жизни, с какой приходят в мир истинные, а не приёмные дети природы. Урождённый свободолюбец, он, чтобы не жить рабом, умирает как раб: смиренно, никого не проклиная.
Единственное, о чем он просит своих тюремщиков, чтобы похоронили его в том уголке монастырского сада, откуда «виден и Кавказ». Его единственная надежда на милосердие прохладного, с гор веющего ветерка — вдруг донесёт до сиротской могилы слабый звук родной речи или обрывок горской песни...