Лето и часть осени 1846 года Тургенев провёл в Лутовинове. Писатель почти не прикасался к перу, зато много охотился; его постоянным спутником был егерь Чернского уезда Афанасий Алифанов. Выехав в середине октября в Петербург, писатель узнал, что в «Современнике» произошли изменения: журнал приобретён Некрасовым и Иваном Панаевым. Новая редакция попросила Тургенева «наполнить отдел смеси в первом номере»[3].
Рассказ «Хорь и Калиныч», написанный для первого номера, вышел в январском выпуске «Современника» (1847). Подзаголовок «Из записок охотника», давший название всему циклу, был предложен Панаевым[4]. Поначалу Тургенев не слишком отчётливо видел ракурс будущего произведения: «кристаллизация замысла» шла постепенно[5]:
Воздух родины Воздух Родины - манит, По головке гладит, В очи ласково глядит - Кистью винограда: Выткан шелковый ковер На хребтах багряных, Кипарисов стройный хор Изумруд духмянный. Плачет ивушка в скале, Не достать до неба! Ветви спущены к реке - Пахнут белым хлебом. Словно белое вино На чинаре ножка - А, в фате его давно Выросла сережка, Как красив его наряд - Ствол - кипень, А, зеленая копна - Локонов - обитель. Между скал распластал дол Бирюзовый пряник - Это озеро блажит - Негою стеклянной. Серебро на ель пыльцой Оковало клетку, И блестит своей парчой Растопырыв ветку. По горам гуляет сон Райского творенья Будто ангелы поют Песню вдохновенья. Это воздух той страны Где жила я в детстве - Это Грузия моя с небом по соседству. В небо облаком лечу Невесомо тело - А, душе так хорошо! Лебедью взлетело.
Или вот еще
Кутаиси. На взрыв памятника Памятники гибнут! Гибнут люди! Это снова сорок первый год? Что же будет, Грузия, что будет? Что нас ждет, Россия, что нас ждет?
И в тот миг, когда над Кутаиси Прогремел кровавый, страшный взрыв, - Замерли бойцы в небесной выси - Те, что пали, мир собой прикрыв...
Черный дым... Бойцы скрывают слезы. Их теперь беспамятством казнят! Торжествует враг... И лишь березы Да чинары помнят тех солдат...
И березы горестной России, И чинары Грузии бледны... Вновь земля застыла от бессилья, Вновь явился призрак той войны!
Кровь людей, осколки монумента... Значит, снова прозвучит набат? Вьется в небе кумачовой лентой Над грузинским городом закат...
Еще: Джансуг Чарквиани
МОЯ ЛЮБОВЬ, О ГРУЗИЯ МОЯ!
Поднять тебя, как чашу, утром ранним, Чтоб ярким солнцем вспыхнули глаза И распахнулись двери всех марани, Где сок лозы бушует, как гроза! Воспеть твой путь, ведущий к гордой цели,
И славные свершенья, и дела, Чтоб хлынули потоком «Ркацители» Поэзии высокие слова! Достичь с тобой такого совершенства, Чтоб о тебе, как колокол, греметь, Чтоб не было бы высшего блаженства — Лишь для тебя и жить, и умереть! Бурли и пой! Греми своею славой! Я без любви к тебе давно б зачах, Ей нет преград — высокой, величавой, Она ликует — в песнях и стихах! И пусть звенит вокруг созревшей нивой, И пусть летит в далекие края Песнь о тебе, свободной и счастливой, Моя любовь, о Грузия моя!
Эта сказка очень красива и печальна в то же время.В ней главный герой мальчик,который ухаживал за прекрасной розе.И здесь есть злая жаба которая хотела съесть прекрасный цветок.Мальчик до конца ухаживал за розой,даже когда тяжело заболел он продолжал за ней уход.А последняя была для розы,огорчением для жабы,и последним пожеланием мальчика."Срезать розу,и поставить в комнату чтобы я смог в последний раз насладиться прекрасным ароматом цветка"А жаба почти была у цели.Сказка о жабе и розе печальная концом,развёрнута серединой,и прекрасная концом.
Лето и часть осени 1846 года Тургенев провёл в Лутовинове. Писатель почти не прикасался к перу, зато много охотился; его постоянным спутником был егерь Чернского уезда Афанасий Алифанов. Выехав в середине октября в Петербург, писатель узнал, что в «Современнике» произошли изменения: журнал приобретён Некрасовым и Иваном Панаевым. Новая редакция попросила Тургенева «наполнить отдел смеси в первом номере»[3].
Рассказ «Хорь и Калиныч», написанный для первого номера, вышел в январском выпуске «Современника» (1847). Подзаголовок «Из записок охотника», давший название всему циклу, был предложен Панаевым[4]. Поначалу Тургенев не слишком отчётливо видел ракурс будущего произведения: «кристаллизация замысла» шла постепенно[5]: