Ушел ли ты,не попрощавшись?
И дверь не скрипнула моя,
Роман закончен,так и не начавшись?
Ведь встречи не было,
А верила как я!
Ты в письмах убеждал меня,
Что мы похожи друг на друга,
Что я-Судьба и Песнь твоя,
Что только я тебе Подруга.
Я вторила тебе во всем,
Себя в тебя уже влюбляя,
И так мечтала я о том,
Что встречу у себя тебя я.
О,как мучительно-не знать!
В своих сомненьях ковыряться,
Мучительно-ответ не получать,
Писать и вновь в фантазиях(уже своих)купаться.
Ты замолчал,а я тебя искала
Запросы делала,какие-то звонки,
И твое фото экстрасенсу показала,
Один вопрос:жив,здоров ли ты?
Ты болен-мне знахарка рассказала,-
Все будет хорошо,-она мне говорит,
И я опять пишу тебе не мало,
А много строк и в рифме,как пиит.
Но время ведь не только добрый доктор,
Оно еще судья и прокурор...
И время мне сказало:Все без толку!
Кончай писать!-таков был приговор.
А правда,сколько можно
Писать сюжет дуэта для двоих?,
Когда надежды нет и очень осторожно:
"Тебя он бросил",-сердце говорит.
Не может быть!Ничто не предвещало!
Душа скулит и рвется напролом:
"Разумных аргументов слишком мало!"-
И я опять пишу,оставив все сомненья на "Потом"
Ведь это Вера+Любовь нас вдохновляют быть такими,
Мне легче верить,ждать тебя,
Чем все забыть и быть с другими!
Не торопись плевать в колодец,
Когда вода иссякнет в нем,
Вода придет-напьешься вдоволь-
Стыдом наполнишься потом!
Привет! Написала для тебя сочинение, кстати, эта дикая история в самом деле приключилась со мной, причем совсем недавно:D Однажды я гуляла со своей подругой. Мы разговаривали "о вечном"-о косметике, о моде, о мальчиках. Неожиданно я почувствовала, что что-то здесь не так. Я не сразу обратила внимание на странное ощущение на правой ноге. Вдруг меня окликнула незнакомая женщина: Девушка, простите, но вы надели разные ботинки! Я растерянно посмотрела на ноги. Батюшки! Действительно, левая моя ступня, как и положено, была обута в модный остроносый сапожок. На правой же красовался ботинок старшего брата. "Теперь понятно, почему мне так неудобно идти"подумала я. Подружка моя покатывалась со смеху. Я для порядка треснула ее сумочкой и скорей побежала домой. По дороге я пережила несколько довольно неприятных моментов. Возле супермаркета я встретила Петю Смирнова, по которому сохла в 3 классе. Это была страшная тайна-ее знала вся школа. Завернув за угол, я лихорадочно принялась натягивать штанину на ботинок 41 размера, поклявшись в душе, что никогда в жизни не надену узких брюк. Вернувшись домой, я бросилась на поиски своего сапога. НИгде нет! Я Перевернула шкаф для обуви, заглянула под ковер, обшарила все углы. Вскоре пришел из института брат. Понятное дело, он был не в восторге от приключений его правого ботинка, но, тем не менее, взялся мне Мы передвинули все шкафы, комоды и столы, вытащили все из кладовки. Когда вернулась с работы мама, нам не поздоровилось. Сапог мы так и не нашли, и на следующий день я отправилась в школу в осенних ботильонах. На перемене я перерыла весь школьный гардероб, заглянула в физкультурную раздевалку и по всем кабинетом. Активное участие в поисках приняли мои замечательные одноклассники и, как ни странно, учителя. Так и не нашли. Я мысленно попрощалась со своими верными сапогами, что могли верой и правдой отслужить мне еще как минимум две зимы, и пошла домой. Каково же было мое изумление,когда, при\дя домой, я увидела на коврики в прихожей... два моих любименьких сапожка! Дома был только папа, он пришел с работы на обед. "Где ты нашел мой сапог?"набросилась я на него. ПАпа поперхнулся чаем и удивленно спросил: "В смысле-где? Они оба лежали в фиолетовой коробке на окне. Кстати, а почему это мой комод с рабочими бумагами стоит ящиками к стенке?" Не дослушав его, я помчалась к подоконнику. Там стояла пустая фиолетовая коробка-ни я, ни брат, не могли вспомнить, заглядывали ли мы в нее и вообще-была ли она там вчера? Мистика!
В “Ревизоре” Гоголь умело сочетает “правду” и “злость”, то есть реализм и смелую, беспощадную критику действительности. При смеха, издевательской сатиры Гоголь обличает такие пороки русской действительности, как чинопочитание, коррупцию, произвол властей, невежество и плохое воспитание. В “Театральном разъезде” Гоголь писал: “Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место.. . Не более ли теперь имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь? ” Это “электричество” и породило ту трагикомическую ситуацию всеобщего страха пред лжеревизором.
В комедии “Ревизор” представлена целая “корпорация разных служебных воров и грабителей”, блаженно существующих в уездном городе N.
При описании мира взяточников и казнокрадов Гоголь использовал ряд художественных приемов, которые усиливают характеристики персонажей.
Открыв первую же страницу комедии и узнав, что, например, фамилия частного пристава — Уховертов, а уездного лекаря — Гибнер, мы получаем, в общем-то, уже достаточно полное представление об этих персонажах и об отношении автора к ним. Кроме того, Гоголь дал критические характеристики каждого из главных действующих лиц. Эти характеристики лучше понять суть каждого персонажа. Городничий: “Хоть и взяточник, но ведет себя очень солидно”; Анна Андреевна: “Воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей”; Хлестаков: “Без царя в голове. Говорит и действует без всякого соображения”, Осип: “Слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет”; Ляпкин-Тяпкин: “Человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен”; почтмейстер: “Простодушный до наивности человек”.
Яркие портретные характеристики даны также и в письме Хлестакова в Петербург своему приятелю. Так, говоря о Землянике, Хлестаков называет попечителя богоугодных заведений “совершенной свиньей в ермолке”.
Основным литературным приемом, которым пользуется Н. В. Гоголь при комическом изображении чиновника, является гипербола. В качестве примера применения этого приема автором можно назвать и Христиана Ивановича Гибнера, который не в состоянии даже общаться со своими больными из-за полного незнания русского языка, и Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина с почтмейстером, решивших, что приезд ревизора предвещает грядущую войну. Гиперболична поначалу и сама фабула комедии, но по мере развития сюжетного действия, начиная со сцены рассказа Хлестакова о его петербургской жизни, гипербола сменяется гротеском. Ослепленные страхом за свое будущее чиновники и хватающиеся за Хлестакова, как за соломинку, городское купечество и обыватели не в состоянии оценить всей абсурдности происходящего. Несуразности нагромождаются одна на другую: тут и унтер-офицерша, которая “сама себя высекла”, и Бобчинский, просящий довести до сведения его императорского величества, что “в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский”, и т. п.
Кульминация и следующая сразу за ней развязка наступают резко, жестоко. Письмо Хлестакова дает такое простое и даже банальное объяснение всего происшедшего, что в этот момент оно выглядит для городничего, например, гораздо более неправдоподобным, чем все хлестаковские фантазии. Следует сказать несколько слов об образе городничего. По всей видимости, ему придется расплатиться за грехи всего своего окружения. Разумеется, он и сам не ангел, но удар настолько силен, что у городничего наступает нечто вроде прозрения: “Ничего не вижу: вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего... ”
Далее Гоголь применяет прием, ставший таким популярным в наше время: городничий, ломая принцип так называемой четвертой стены, обращается прямо в зал: “Чему смеетесь? Над собой смеетесь”. Этой репликой Гоголь показывает, что действие комедии на самом деле выходит далеко за пределы сцены театра, переносится из уездного города на необъятные просторы России.