Читая строки этого стихотворения, можно было бы создать цикл картин:
зимний вечер в комнате рядом с тускло освещающей комнату лампадой; вид из окна, за которым — снег и метель; лес в знойный летний день; золотые волны ржи, которые медленно и плавно ходят рядом с лесом. Что вы могли бы рассказать об отношениях матери и сына, прочитав это стихотворение?
Стихотворение познакомило нас с чудесными отношениями сына и матери. Мы ничего не знаем о событиях их жизни, но одно нам ясно: мать и сын не только понимают друг друга — они улавливают настроение и чувствуют любые сложности в жизни друг друга. Мы видим, как мать в состоянии уловить настроение сына и ему.
Стихотворение «О родине» (1946) открывает тему Родины . Автор показывает необозримые просторы России, ее географию, прославленные места: «теплое море Крыма», «побережье Кавказа», «рыбачий посёлок на волге», «сердце Урала», новые города Сибири, Дальнего Востока. Картина страны порождает ощущение масштабности, превосходства, гордости. Но эта любовь к большой стране тесно переплетается с любовью к «малой родине». Она рисуется, на первый взгляд, ничем не примечательной. Но ее скромное, простое описание проникнуто искренней любовью лирического героя. У большинства людей чувство родины в обширном смысле - родной страны, отчизны - дополняется еще чувством родины малой, первоначальной, родины в смысле родных мест, отчих краев, района, города или деревушки. Эта малая родина со своим особым обликом, со своей - пусть самой скромной и непритязательной - красотой предстает человеку в детстве, в пору памятных на всю жизнь впечатлений ребяческой души, и с нею, этой отдельной и личной родиной, он приходит с годами к той большой родине, что обнимает все малые и - в великом целом своем - для всех одна. Для А.Твардовского эта маленькая, никому неизвестная сторонка – лучшее место на земле. Здесь его корни, его сердце:
Ничем сторона не богата,
А мне уже тем дорога,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.
О ней он вспоминает на войне, в чужих странах. С годами она становится всё роднее и дороже. Здесь он испытал счастье, познал «таинство родимой речи». Через малую родину поэт видит огромную страну, чувствует ответственность за неё. Именно с любви к малой родине, матери начинается любовь ко всей стране, зарождается патриотизм, который и позволил победить в тяжёлой войне. И куда бы ни бросала жизнь, как бы она ни менялась, глубокое чувство к маленькому родному краю живо в его сердце:
А только и прежде и ныне
Милей мне моя сторона-
По той по одной лишь причине,
Что жизнь достаётся одна.
Казалось бы, поэт говорит старые знакомые слова, но они трогают душу своей искренностью, простотой и задушевностью. Именно чувство любви, привязанности, близости к родной земле даёт человеку силы и нравственную опору. Это не громкая патетика, а простая истина, которую отстаивает А. Твардовский.
У него были две сказки. Одна своя, о которой никто не знал. Другая та,
которую рассказывал дед. Потом не осталось ни одной. Об этом речь.
В тот год ему исполнилось семь лет, шел восьмой.
Сначала был куплен портфель. Черный дерматиновый портфель с блестящим
металлическим замочком-защелкой, проскальзывающей под скобу. С накладным
кармашком для мелочей. Словом, необыкновенный самый обыкновенный школьный
портфель. С этого все и началось.
Дед купил его в заезжей автолавке. Автолавка, объезжая с товарами
скотоводов в горах, заглядывала иной раз и к ним на лесной кордон, в
Сан-Ташскую падь.
Отсюда, от кордона, по ущельям и склонам поднимался в верховья
заповедный горный лес. На кордоне всего три семьи. Но все же время от
времени автолавка наведывалась и к лесникам.
Единственный мальчишка на все три двора, он всегда первым замечал
автолавку.
- Едет! - кричал он, подбегая к дверям и окошкам. - Машина-магазин
едет!
Колесная дорога пробивалась сюда с побережья Иссык-Куля, все время
ущельем, берегом реки, все время по камням и ухабам. Не очень просто было
ездить по такой дороге. Дойдя до Караульной горы, она поднималась со дна
теснины на откос и оттуда долго спускалась по крутому и голому склону ко
дворам лесников. Караульная гора совсем рядом - летом почти каждый день
мальчик бегал туда смотреть в бинокль на озеро. И там, на дороге, всегда все
видно как на ладони - и пеший, и конный, и, уж конечно, машина.
[7]
В тот раз - а это случилось жарким летом - мальчик купался в своей
запруде и отсюда увидел, как запылила по откосу машина. Запруда была на краю
речной отмели, на галечнике. Ее соорудил дед из камней. Если бы не эта
запруда, кто знает, может быть, мальчика давно уже не было бы в живых. И,
как говорила бабка, река давно бы уже перемыла его кости и вынесла бы их
прямо в Иссык-Куль, и разглядывали бы их там рыбы и всякая водяная тварь. И
никто не стал бы его искать и по нем убиваться - потому что нечего лезть в
воду и потому что не больно кому он нужен. Пока что этого не случилось. А
случись, кто знает, - бабка, может, и вправду не кинулась бы Еще
был бы он ей родным, а то ведь, она говорит, чужой. А чужой - всегда чужой,
сколько его ни корми, сколько за ним ни ходи. Чужой... А что, если он не
хочет быть чужим? И почему именно он должен считаться чужим? Может быть, не
он, а сама бабка чужая?
Но об этом - потом, и о запруде дедовой тоже потом...
Так вот, завидел он тогда автолавку, она спускалась с горы, а за ней по
дороге пыль клубилась следом. И так он обрадовался, точно знал, что будет
ему куплен портфель. Он тотчас выскочил из воды, быстро натянул на тощие
бедра штаны и, сам мокрый еще, посиневший - вода в реке холодная, - побежал
по тропе ко двору, чтобы первым возвестить приезд автолавки.
Мальчик быстро бежал, перепрыгивая через кустики и обегая валуны, если
не по силам было их перескочить, и нигде не задержался ни на секунду - ни
возле высоких трав, ни возле камней, хотя знал, что были они вовсе не
простые. Они могли обидеться и даже подставить ножку. "Машина-магазин
приехала. Я приду потом", - бросил он на ходу "Лежащему верблюду" - так он
назвал рыжий горбатый гранит, по грудь ушедший в землю. Обычно мальчик не
проходил мимо, не похлопав своего "Верблюда" по горбу. Хлопал он его
по-хозяйски, как дед своего куцехвостого мерина - так, небрежно, походя; ты,
мол, обожди, а я отлучусь тут по делу. Был у него валун "Седло" - наполовину
белый, наполовину черный, пегий камень с седловинкой, где можно было
посидеть верхом, как на коне. Был еще камень "Волк" - очень похожий на
волка, бурый, с сединой, с мощным загривком и тяжелым надлобьем. К нему он
подбирался ползком и прицеливался. Но самый любимый камень -