И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья; и чудится, что и месяц заслушался его посреди неба. Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще более, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие стены их. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин».
В описании вечных красот природы Гоголь является сыном юга, с любовью наслаждающимся ими.
В первой части «Вечеров» талант Гоголя, как живописателя природы, проявлялся с особенным блеском в «Майской ночи», во второй – в «Ночи перед Рождеством».
В «Майской ночи» невыразимое обаяние чувствуется в двух-трех предложениях, рисующих негу весеннего вечера. «Было то время, когда, утомленные дневными трудами и заботами, парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать свое веселье в звуки, всегда неразлучные с унынием. И задумавшийся вечер мечтательно обнимал синее небо, превращая все в неопределенность и даль». Здесь описание природы находится в прекрасной гармонии с внутренним миром человека.
Особенного совершенства достигает Гоголь в «Ночи перед Рождеством», где перед глазами ночь, дышится здоровым морозным воздухом и чувствуется во всех жилах веселье и бодрость.
«Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки, на шалости сам лукавый подталкивает сзади». Все это действительно как будто «живет и движется перед нами».
При изображении картин природы в «Вечерах» особенно ярко проявляется лирическое настроение Гоголя. Его знаменитые описания украинской ночи («Майская ночь») или Днепра («Страшная месть»), эти чудные картины, невольно поднимаются над землею подобно неуловимому идеалу.
Вот летний день. Неизмеримый голубой океан, который сладострастно сжимает в своих объятиях влюбленную землю; а на земле недвижно стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают на них целые живописные массы листьев: куда достигнут они, там прыщет золото; куда не проникнут, там лежит темная как ночь тень … Какие краски и какие контрасты!
А вот летняя ночь. Необъятный небесный свод, он горит и дышит; в этом необъятном своде движется океан благоуханий; под ним лежит земля, вся в серебряном свете, а на этом громадном море серебряного света лежит огромная тень полных мрака лесов … Какие могучие штрихи!
Или вот величественный Днепр. Днем это голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реющая по зеленому миру; никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в середину этого необъятного зеркала. Ночью это бесконечное темное лоно, в котором отдались разом все звезды, осыпавшиеся с Божьей ризы. В бурю это — водяные холмы, ударяющиеся о прибрежные горы, над которыми, горами же по нему ходят черные тучи …
А вот, наконец, гоголевская степь. Это опять зелено-золотой океан, по нем брызнули миллионы разных цветов, а над ним — тысячи птичьих голосов.
Читая эти описания, не столько видишь самые картины, сколько переживаешь какое-то чудное настроение. И невольно хочется воскликнуть, как восклицает Гоголь в одном из этих описаний («Майская ночь»): «А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно встают в ее глубине» …
Но картины природы у Гоголя не только величественны: они еще и живы. Все его громадные силуэты живут самой полной жизнью. Необъятный небесный свод горит и дышит, земля нежится в его объятиях, леса толпятся к зеркалу Днепра и любуются своим светлым зраком; даже необъятный простор Руси глядит на поэта полными ожидания очами!
Иногда эти живые силуэты принимают самый фантастический вид. «Любо глянуть с середины Днепра», говорил Гоголь («Страшная месть»), «на высокие горы, на широкие луга, на зеленые леса!
Горы те — не горы: подошвы у них нет; внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо.
Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший по середине круглое небо; и в верхней половине прогуливается месяц». Сколько тут величественной, мифологической фантазии!
А Васька слушает да ест.А воз и ныне там.А вы друзья как ни садитесь, все в музыканты не годитесь.А король-то — голый.А ларчик просто открывался.А там хоть трава не расти.Авось да небось.Аз, буки — бери указку в руки, фита, ижица — плетка ближится.Аз, буки и веди страшат как медведи.Азбука — к мудрости ступенька.Азбука — наука, а ребятам — бука.Азбуку учат — во всю избу кричат.Алтынного вора вешают, а полтинного — чествуют.Аппетит приходит во время еды.Апрель с водой — май с травой.Аще бы и в Орде, только бы в добре.Баба с возу — кобыле легче.Бабка надвое сказала.Бабы каются, девки замуж собираются.Баран да овца — начинай с конца.Барин за барина, а мужик за мужика.Барская милость — кисельная сытость.Барская строгий приказ.Барская хворь — мужицкое здоровье.Батюшка-Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли наши годы, а матушка-канава и совсем доконала.Беда не приходит одна.Бедность не порок.Без вины виноватые.Без всякого Якова.Без году неделя.Без денег человек бездельник.Без запора и забора не уйдешь от вора.Без меня меня женили.Без охоты не споро у работы.Без порток, а в шляпе.Без стыда лица не износишь.Без сучка да без задоринки.Без труда не вытащишь рыбку из пруда.Без хозяина — дом сирота.Белая водка красит нос да чернит репутацию.Белые руки чужие труды любят.Береги нос в большой мороз.Береги одежку снову, а честь — смолоду.Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.Беречь, как зеницу ока.Бери больше — кидай дальше, пока летит — перекур делай.Бери быка за рога.Бери ношу по себе, чтобы не кряхтеть на ходьбе.Бесприданница — безответница.Биться в одиночку — жизнь не перевернуть.Благими намерениями вымощена дорога в ад.Блажен, кто смолоду был молод.Близок локоть, да не укусишь.Блин не клин — брюхо не расколет.Бог в Бог дал, бог и взял.Бог любит троицу.Бог не выдаст, свинья не съест.Бог не Ермошка — видит немножко.Бог создал три зла — бабу, водку и козла.Бог шельму метит.Богат Ермошка — есть собака да кошка.Богат творит, как хочет, а убог — как может.Богат шел в пир, а убог брел в мир.Богато не жили, нечего и начинать.Богатую в жены взять — станет попрекать.Богатый и в будни пирует, а бедный и в праздники горюет.Богородица Покров — дай мне смирную свекровь.Бог-то бог, да и сам не будь плох.Богу — богово, кесарю — кесарево.Богу — слава, а попу — каравай сала.Богу молись, а к берегу гребись.Бодливой корове бог рогов не дает.Боже меня от друзей, — с врагами я и сам справлюсь.Боится, как черт ладана.Бойся тестя богатого, как черта рогатого.Болезнь легче предупредить, чем лечить.Большая Федора — да дура.Большое видится на расстоянии.Большой — да без гармошки.Большому кораблю — большое плаванье.Брань есть довод того, у кого нет аргументов.Брать легко — отдавать тяжело.Будет день — будет пища.Будет и на нашей улице праздник.Будет платье и на нашей братии.Будет тебе белка, будет и свисток.В 20 лет силы нет - и не будет; в 30 лет ума нет - и не будет, в 40 лет достатка нет — и не будет.Будь чист, как стекло, будь светел, как солнце, а ступил в суд ногой - полезай в мошну рукой.Бумага все стерпит.Бывает, что и незваные гости подороже званых.Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.Бывают люди — не умеют гнуться, а ломаются.Был у тещи, да рад утекши.
Рассказе Б. Л. Васильева "Экспонат №" фигурирует война, которая стала главной темой в творчестве писателя. Произведение несёт в себе глубокий смысл, я считаю, что его следует прочитать. Ключевым моментом рассказа является его конец, он воспринимается тяжело и с огромной обидой за Анну Федотовну. Я до последнего момента надеялась, что дети всё-таки не решатся на подлость по отношению к несчастной старушке. Я думаю, что инициатором такого поступка (кража писем, которые Анна Федотовна получала от сына) была именно «большая девочка», которая позволяла себе разговаривать с Анной Федотовной в грубом тоне. Мне кажется, что эта девочка слишком рано «повзрослела». Потому что ребёнок не может быть настолько циничным и посметь забрать у Анны Федотовны единственную память о сыне. Я считаю, что письма, которые женщина бережно и трепетно хранила, просила свою внучку перечитывать ей только копии, были частью её души. Потому что они были памятью о её сыне, а для любой матери ребёнок и семья – это самое ценное в жизни. Очень тяжело было читать предложения №51-53, в которых описаны чувства Анны Федотовны. Ей казалось, что «ослепла и оглохла не только она сама, но и её душа». Мне жаль её. И было жаль с самого начала рассказа. Она потеряла сына, потеряла зрение, потеряла письма, вместе с которыми потерялась и часть души женщины. Я считаю, что дети поступили отвратительно. Никакой музей не стоит страданий женщины, а тем более матери, потерявшей своего ребёнка.
.
И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья; и чудится, что и месяц заслушался его посреди неба. Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще более, еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываются из мрака низкие стены их. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые люди уже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иных только хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин».
В описании вечных красот природы Гоголь является сыном юга, с любовью наслаждающимся ими.
В первой части «Вечеров» талант Гоголя, как живописателя природы, проявлялся с особенным блеском в «Майской ночи», во второй – в «Ночи перед Рождеством».
В «Майской ночи» невыразимое обаяние чувствуется в двух-трех предложениях, рисующих негу весеннего вечера. «Было то время, когда, утомленные дневными трудами и заботами, парубки и девушки шумно собирались в кружок, в блеске чистого вечера, выливать свое веселье в звуки, всегда неразлучные с унынием. И задумавшийся вечер мечтательно обнимал синее небо, превращая все в неопределенность и даль». Здесь описание природы находится в прекрасной гармонии с внутренним миром человека.
Особенного совершенства достигает Гоголь в «Ночи перед Рождеством», где перед глазами ночь, дышится здоровым морозным воздухом и чувствуется во всех жилах веселье и бодрость.
«Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки, на шалости сам лукавый подталкивает сзади». Все это действительно как будто «живет и движется перед нами».
При изображении картин природы в «Вечерах» особенно ярко проявляется лирическое настроение Гоголя. Его знаменитые описания украинской ночи («Майская ночь») или Днепра («Страшная месть»), эти чудные картины, невольно поднимаются над землею подобно неуловимому идеалу.
Вот летний день. Неизмеримый голубой океан, который сладострастно сжимает в своих объятиях влюбленную землю; а на земле недвижно стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают на них целые живописные массы листьев: куда достигнут они, там прыщет золото; куда не проникнут, там лежит темная как ночь тень … Какие краски и какие контрасты!
А вот летняя ночь. Необъятный небесный свод, он горит и дышит; в этом необъятном своде движется океан благоуханий; под ним лежит земля, вся в серебряном свете, а на этом громадном море серебряного света лежит огромная тень полных мрака лесов … Какие могучие штрихи!
Или вот величественный Днепр. Днем это голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реющая по зеленому миру; никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в середину этого необъятного зеркала. Ночью это бесконечное темное лоно, в котором отдались разом все звезды, осыпавшиеся с Божьей ризы. В бурю это — водяные холмы, ударяющиеся о прибрежные горы, над которыми, горами же по нему ходят черные тучи …
А вот, наконец, гоголевская степь. Это опять зелено-золотой океан, по нем брызнули миллионы разных цветов, а над ним — тысячи птичьих голосов.
Читая эти описания, не столько видишь самые картины, сколько переживаешь какое-то чудное настроение. И невольно хочется воскликнуть, как восклицает Гоголь в одном из этих описаний («Майская ночь»): «А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно встают в ее глубине» …
Но картины природы у Гоголя не только величественны: они еще и живы. Все его громадные силуэты живут самой полной жизнью. Необъятный небесный свод горит и дышит, земля нежится в его объятиях, леса толпятся к зеркалу Днепра и любуются своим светлым зраком; даже необъятный простор Руси глядит на поэта полными ожидания очами!
Иногда эти живые силуэты принимают самый фантастический вид. «Любо глянуть с середины Днепра», говорил Гоголь («Страшная месть»), «на высокие горы, на широкие луга, на зеленые леса!
Горы те — не горы: подошвы у них нет; внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо.
Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший по середине круглое небо; и в верхней половине прогуливается месяц». Сколько тут величественной, мифологической фантазии!