И где как не в литературном наследии человечества я сумею найти отображённое многообразие человека «До...», «Внутри...» и «После...» - одиночества?! Но раз данное эссе научное, то начнём с фактов. Ибо, как отметил в своём дневнике Фёдор Михайлович Достоевский: «Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт отображения действительной жизни, и, если только вы в силах и имеете глаз, то найдёте в нём глубину, какой нет и у Шекспира» (1).
Где как не в творческом самовыражении человек отразить свои переживания одиночества?! Другой Вульф — Томас, гениальный американский писатель, в предисловии к своей первой книге «Взгляни на дом свой, ангел» это выписал с такой поэтической болью, что для меня становится явной масштабность и глубина исследуемой темы:
«Камень, лист, ненайденная дверь. О камне, о листе и о двери. И о всех забытых лицах.
Нагими и одинокими приходим мы в изгнание. В утробе нашей матери мы не знаем ее лица. Из тюрьмы ее чрева выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира.
Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в своей тюрьме? Кто из нас не останется навеки чужим и одиноким?
О тщета утраты в пылающих лабиринтах, затерянный среди горящих звезд на этом истомленном негорящем угольке, затерянный! Немо вспоминая, ищем мы великий забытый язык, утраченную тропу на небеса, камень, лист, ненайденную дверь. Где? Когда?
О утраченный и ветром оплаканный призрак, вернись, вернись!»
После такого крика к человеческому разумению меня совсем не тянет тратить силы и время на банальное «перелопачивание» образов, вызванных одиночеством и выдавать «на гора» очередное, как правило, никому не нужное мнение. Гораздо больше меня увлекает философия посмодернизма в искусстве, которая предполагает «свободный инструментальный выбор концепций, где каждый философский дискурс имеет право на существование и где объявлена война против тоталитаризма любого дискурса» (2).
И, если мы с вами последуем в русле не предвзятого рассмотрения означенной темы без зашоренности дуальностью идеологических полюсов какой-либо научной картины мира, то у нас есть шанс увидеть нечто ранее не замеченное и понять нечто ранее не понятое. Другими словами, я предлагаю посредством творений мира искусства увидеть с кем или с чем общается человек, переживающий состояние одиночества.
Сначала, нужно найти производную функции: y`=(x^3-6x^2+9)`= 3x^2-12x Затем, приравниваешь это к нулю: 3x^2-12x=0 Находишь корни уравнения: 3x(x-4)=0 x1=0 x-4=0 x2=4 Чертишь прямую, и отмечаешь на ней эти точки. Потом нужно проверить максимальная точка или минимальная. Для это берёшь точку (для начала возьмём нашу точку 0) и подставляешь в производную (3x^2-12x) точку, стоящую позади нуля (например -1). Если получилось отрицательное значение ставишь позади нуля "-". В данном случае получилось положительное. Затем берёшь точку, стоящую впереди (1). Получилось отрицательное. Когда у функции положительное значение, она идёт вверх, возрастает. Когда отрицательное- идёт вниз, убывает. Точка "0" максимальная точка, значит она экстремум. Если же ты нашёл точку и впереди и позади одинаковые знаки (например + и +), значит она не является экстремумом.
И где как не в литературном наследии человечества я сумею найти отображённое многообразие человека «До...», «Внутри...» и «После...» - одиночества?! Но раз данное эссе научное, то начнём с фактов. Ибо, как отметил в своём дневнике Фёдор Михайлович Достоевский: «Проследите иной, даже вовсе и не такой яркий на первый взгляд факт отображения действительной жизни, и, если только вы в силах и имеете глаз, то найдёте в нём глубину, какой нет и у Шекспира» (1).
Где как не в творческом самовыражении человек отразить свои переживания одиночества?! Другой Вульф — Томас, гениальный американский писатель, в предисловии к своей первой книге «Взгляни на дом свой, ангел» это выписал с такой поэтической болью, что для меня становится явной масштабность и глубина исследуемой темы:
«Камень, лист, ненайденная дверь. О камне, о листе и о двери. И о всех забытых лицах.
Нагими и одинокими приходим мы в изгнание. В утробе нашей матери мы не знаем ее лица. Из тюрьмы ее чрева выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира.
Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в своей тюрьме? Кто из нас не останется навеки чужим и одиноким?
О тщета утраты в пылающих лабиринтах, затерянный среди горящих звезд на этом истомленном негорящем угольке, затерянный! Немо вспоминая, ищем мы великий забытый язык, утраченную тропу на небеса, камень, лист, ненайденную дверь. Где? Когда?
О утраченный и ветром оплаканный призрак, вернись, вернись!»
После такого крика к человеческому разумению меня совсем не тянет тратить силы и время на банальное «перелопачивание» образов, вызванных одиночеством и выдавать «на гора» очередное, как правило, никому не нужное мнение. Гораздо больше меня увлекает философия посмодернизма в искусстве, которая предполагает «свободный инструментальный выбор концепций, где каждый философский дискурс имеет право на существование и где объявлена война против тоталитаризма любого дискурса» (2).
И, если мы с вами последуем в русле не предвзятого рассмотрения означенной темы без зашоренности дуальностью идеологических полюсов какой-либо научной картины мира, то у нас есть шанс увидеть нечто ранее не замеченное и понять нечто ранее не понятое. Другими словами, я предлагаю посредством творений мира искусства увидеть с кем или с чем общается человек, переживающий состояние одиночества.