Пошаговое объяснение:
3,3 три целых три десятых;
3,02 три целых две сотых;
3,002 три целых две тысячных;
0,375 ноль целых триста семьдесят пять тысячных;
9,7 девять целых семь десятых;
9,07 девять целых семь сотых;
9,007 девять целых семь тысячных; 6,98 шесть целых девяносто восемь сотых; 0,41 ноль целых сорок одна сотая.
2) назовите: целую и дробную части;
3) назовите наименьшую десятичную дробь: 0,375 ноль целых триста семьдесят пять тысячных;
4) назовите наибольшую десятичную дробь: 9,7 девять целых семь десятых;
5) сравните: 6,98 больше чем 0,375; 3,002 меньше чем 9,7; 3,2 больше чем 3, 02; 9,07 больше чем 9,007;
6) найдите сумму и разность: 9,07 и 0,41 (сумма 9,48, разность 8,66); 9,07 и 3,02 (сумма 12,09, разность 6,05); 3,02 и 3,002(сумма 6,022, разность 0,018) ; 6,98 и 3,02(сумма 10, разность 3,96) .
3.Самостоятельная работа
№1 Восстановите запись:
а) 25,01 < 25,102 б) 43,683 < 43,691
( а) 1,892 < 1,9 б) 6,413 > 6,408 )
№2 Сравните числа:
а) 4,3** меньше чем 4,788 б) **,512 больше чем *,9*
( а) 0,342 больше чем 0,341** б) *,*** меньше чем **,* )
№3 Выполните сложение:
а) 0,342 + 0,34 = 0,682 б) 17 + 0,5= 17,05
( а) 43,68 + 43,6= 87.28 б) 32 + 0,7=32,7
Египет – одна из древнейших цивилизаций. У его истоков – героические сражения, развитие культуры и государства, а также колоссальные достояния человечества. Про самые невероятные и интересные факты о Египте мы расскажем вам в данной статье. Многие из них касаются первенства Египта в той ли иной сфере жизнедеятельности.
1) В Египте были изобретены устройства, без которых не мыслит свою жизнь современный человек: зубная паста, мыло, расческа, дезодорант и ножницы. А вот женщины обязаны египтянам обувью на каблуках.
2) Бумагу и чернила для письма впервые в мире начали использовать также в Египте. В качестве бумаги выступал папирус, изготовленный из тростника и изобретенный там же в 4000 году до нашей эры.
— Чтоб ты сгинул, идол головастый! Пропади с глаз моих!
Паренек лет тринадцати, выскочив за двери, в одну секунду перемахнул через перила крыльца. Вслед ему полетели стопка книг и тетрадей, перехваченных резинкой, и большой мужской картуз без козырька. Паренек ухитрился поймать и то и другое на лету. Проведя рукой по заросшему затылку и показав язык притворенной двери, паренек завернул за угол и присел на завалинку.
Дверь снова открылась, и на крыльцо вышла высокая, худая женщина в распахнутой телогрейке и сбившемся набок платке.
— Дима! — пронзительно позвала она. — Димка!
Мальчик не отозвался. Женщина махнула рукой и вернулась в дом, сердито хлопнув дверью.
Дима же нахлобучил картуз, сдунул с книг крупицы серой земли и поглядел по сторонам. Холодно и ярко светило осеннее солнце. Словно охотничьи костры, горели багряно-желтые сопки. С южных хребтов набегал ветерок, играя листьями деревьев: пожелтевшими листьями берез и еще зелеными — тополей. Кое-где оборванные ветром листочки скакали по сухой земле бойкими воробьиными, стайками, шуршали, шелестели, перешептывались. Хорошо им — никаких забот, никаких обязанностей: дров не колоть, печки не топить, к урокам не готовиться. Только мчаться себе под ветерочком, не ведая куда — то ли к приисковой площади, то ли к берегу Черного Урюма.
Сегодня Дима опять ничего не сделал по хозяйству, даже воды не поставил вскипятить. Думал, что успеет, и не успел. Мать прибежала на перерыв — голодная, злая, давай хвататься то за чайник, то за топор, то за сковородку: «Где ты опять, апчутка окаянный все утро? Эх, гром тебя расшиби!»
Пятый класс занимается во вторую смену. Дима остался в пятом на второй год. Как это случилось, вспоминать неохота. Сам не заметил, пробегал — и все. Разве он знал, что война будет? Что отца на фронт возьмут? Что мать дом забросит?
Хриплый, протяжный гудок прерывает его мысли — знакомый с детства голос электростанции. Белый пар с силой вылетает из высокой железной трубы и расплывается облачком в синем небе. Сейчас мать сломя голову побежит обратно на базу. Лучше не попадаться ей на глаза. И давно пора Веньку Отмахова вызвать — дело к нему есть.
Дима Пуртов быстро спустился к берегу Урюма, пролетел меж низеньких бревенчатых стаек [1], меж сараюшек, обитых ржавым железом и кусками выцветшего на солнце толя, и вот он уже в маленьком палисаднике дома Отмаховых.
Здесь, за оградкой, высоченные подсолнухи ссутулились под тяжестью широких и толстых шляпок; тонкохвойные молодые листвянки светились нежной голубизной; среди сухого осеннего разнотравья белели поздние астры.
Дима заглянул в единственное оконце, выходившее в палисадник.
Веня Отмахов сидит за квадратным столиком у самого окошка. Склонив кудрявую голову, он старательно обертывает в газетный лист толстую истрепанную книгу. Слева от Вени лежит груда уже обернутых учебников, справа — старые газеты, полоски и треугольники нарезанной бумаги, большие темные ножницы.
В глубине комнаты на длинном и широком сундуке спит, накрывшись черной овчиной, дядя Яша. Он лежит лицом к переборке, и Дима видит кончик белого уса, крепкий коричневый затылок, длинные серебряные волосы. На табурете, рядом с сундуком, — деревянный протез. Когда-то дядя Яша работал отпальщиком на руднике, подрывал взрывчаткой породу. Замешкался во время взрыва, и ему оторвало ногу. А все равно, и на протезе в тайгу уходит — вон на волчьей шкуре, прикрывшей дощатую переборку, и ружье, и патронташ, и полевая сумка.