Скрябин жил в эпоху, предшествовавшую великой нашей революции, которая является вместе с тем и великой революцией мирового значения; революцию 1905 года он непосредственно включил в свой опыт.
Люди, близко знавшие Скрябина, говорят, что он интересовался вопросами политики и экономики и был одно время близок к социал–демократии. Но нам даже не особенно важно знать, так это было или не так. Достаточно констатировать, что Скрябин великолепно понимал неустойчивость общества, в котором он живет. Готовившиеся бури ему были известны. Он был тоже буревестником, то есть одним из тех художников, которые чувствуют надвигающуюся грозу, накопление электричества в атмосфере, и реагируют на эти тревожные симптомы.
Конечно, реакция художника — в зависимости от класса, выразителем которого он является, — может быть различной. Если Горький был буревестником радостным, потому что принадлежал к той части интеллигенции, которая примыкала к народным массам, а позднее определился как пролетарский писатель — то многие другие писатели, примыкая к консервативным слоям, смотрели на нарождающуюся бурю с ненавистью и встречали ее проклятиями.
Скрябин испытал глубокое волнение от предчувствия колоссальных катастроф. Нервы его напрягались. В нем зарождались бурные ритмы, своеобразные звукосочетания, своеобразные музыкальные мысли и образы. Сперва он не отдавал себе ясного отчета в характере своего новаторства, в своей потребности создавать какие–то неслыханные еще формы. Ему прежде всего доставляло гигантское наслаждение сознание власти художника. В области музыки он казался себе настоящим творцом, то есть человеком, который как бы из ничего, при только музыкального материала, создает целые миры образов и настроений. Власть над миром своих чувств и мыслей, а вместе с тем и над существом своего произведения переполняла его огромным восхищением.
Обладая умом философским, широко обобщающим, Скрябин на этой стадии своего развития, стадии творческого индивидуализма, создал себе целую метафизику (не без заимствования ее у разных философов–индивидуалистов) о творческом духе, который вот так же, как он, сидя за роялем или нотной бумагой, вызывает из хаоса миры, которые явились, таким образом, результатом его игры.
Но общественная стихия все больше и больше привлекала к себе внимание Скрябина и сильно видоизменяла его внутренний мир.
При свете восходящей зари бурных революционных дней Скрябин ясно видел трагизм мира — огромное количество зла, отравляющую, мучительную неустроенность жизни, разорванность всего бытия.
Прибавим от себя, что все эти черты вовсе не присущи самому мирозданию, космосу, — хотя, конечно, было бы в высшей степени странным утверждать, что космос совершенно лишен столкновений, катастроф и гибели, сопровождающихся (там, где уже имеется нервная система) большим количеством страданий. Вся наша природа воспринимается как благо или как зло в зависимости от того, как устроена человеческая жизнь, с какой точки зрения оценивает ее данный класс в данном обществе через своего идеолога — поэта, философа, музыканта и т. д.
Скрябин уже тем присоединялся к протестам против современного ему общественного строя, что он необыкновенно чутко откликался на множество подавляющих жизнь несправедливостей, унижений, болей, пороков и жестокостей, которыми переполнено было общество.
Перед философским умом музыканта встал вопрос о том, каким же образом творческий дух мог создать вот эту поэму мироздания, эту вселенскую симфонию, так неудачно, с таким огромным количеством диссонансов, внутренних биений, разрывов, несовершенств, муки. Идя отчасти вслед за некоторыми восточными и западными философами–пессимистами, Скрябин приходил к выводу, что зодчий мира, творящий дух, сам увлекся своим творчеством, стремлением к многообразию красок, к всевозможным положениям, — мы бы сказали так: увлекся тем бесконечным авантюрным романом, в который он вошел, в котором запутался, создавая из материи себя самого — бытие.
Я считаю это хорошая и светлая песня, она может подарить многим людям улыбку и тепло на душе ( если нужно больше могу написать а пока что только так)