Начало ХХ века, века социальных и индустриальных революций, машин, автоматов и роботов, ознаменовалось появлением огромного числа выдающихся музыкальных произведений, по-новому творивших свои возвышенные сказки и мифы, вопреки всему, что происходило вокруг.
«Кащей Бессмертный» и «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова, «Баба Яга» и «Волшебное озеро» А. Лядова, «Жар-птица» и «Весна священная» И. Стравинского, «Замок Синей Бороды» Б. Бартока, «Дафнис и Хлоя» М. Равеля - вот далеко не полный перечень произведений, определивших музыкальное направление первой четверти ХХ столетия.
Отчего же в те годы появились именно такие произведения, на первый взгляд, столь очевидно несозвучные характеру эпохи? Некоторые музыканты склонны объяснять это «духом бегства», во все времена свойственным творческим людям, не желающим мириться с рутиной и обыденностью, с мертвящей скукой повседневности. «Крыльев! Чтобы воспарить над горами, долами, над жизнью и смертью, над всем!» - эти слова одного из романсов Р. Шумана могли бы стать девизом для многочисленных художников, не желающих подчиняться тискам и оковам своего времени.
Однако есть и более глубокие причины, побуждающие музыкантов пускаться в дальние странствия - по векам и эпохам, по мирам сказочных фантазий и волшебных превращений, - в поисках источника вечной мудрости и красоты. Ведь искусство, это дитя богини Памяти, неподвластно течению веков, не знает границ в преодолении пространств и времён. Рождаясь в условиях своего века, оно несёт ему знания и опыт веков И нередко бывает так, что опыт давно отшумевших эпох поразительным образом объяснять смысл самых современных событий и даже предугадывать будущее.
«В будущее мы входим, оглядываясь на говорил французский поэт ХХ века Поль Валери, подчёркивая непреходящее значение истин, которые никогда не станут старыми, бесконечно возрождаясь в каждом новом поколении.
И в обращении музыкантов к глубинным пластам культурной памяти, не угадывается ли стремление ещё раз понять человека, его сокровенную природу - стремление, особенно понятное в эпохи больших потрясений, переломов и распутий?
Одним из произведений, созданных в переломное время начала ХХ века (1913 год), был балет И. Стравинского «Весна священная».
«Весна священная» - образ языческой Руси с её весенними гаданиями, девичьими хороводами, культом Земли, жертвоприношением в честь богини Весны. В балете необыкновенно сильна и выразительна могучая стихия ритма - этого первоначала музыки, восходящего к глубинным свойствам человеческой природы.
Культ танца, идея танца как символа энергии жизни вообще характерны для того времени, отмеченного необыкновенным триумфом балетного жанра (вспомним «Русские сезоны» в Париже с их серией превосходных балетных постановок).
Именно в рамках «Русских сезонов» и была исполнена «Весна священная». Её замысел заключается в том, чтобы средствами музыки - тембров, гармоний, но прежде всего ритма показать извечное соотношение природных, стихийных сил жизни, из которых произрастает все: цветение весны, радость, любовь, - и законов древнего порядка. Этот порядок, подчёркнутый ритуальным началом балета, исподволь «разрастается» в его музыке, подчиняя себе гармонию, внося размеренность в стихийную необузданность ритма и, в конце концов, покоряя человеческие порывы и страсти.
И вот что удивительно: этот балет, столь необычный по тематике, такой далёкий от интересов европейского искусства (создавался и исполнялся он в Париже), от социальных потрясений своего времени, стал подлинным художественным взрывом. Французский публицист Жан Кокто назвал «Весну священную» шедевром, «симфонией, исполненной дикой печали, запечатлевшей землю в состоянии произрастания, шумы древних хижин и становищ, напевы, идущие из глубины веков, прерывистое дыхание скота, глубокие потрясения».
Возможно, что в этой обращённости к вечным истинам - истине природы, истине древних законов, данным сквозь призму музыкального звучания современности, и заключён секрет необыкновенной актуальности данного произведения. Ведь ничто не меняется в мире людей: те же силы движут побуждениями, что и тысячи лет назад, и те же оковы древних обычаев противостоят этим слепым и могучим силам.
Так традиция становится синонимом власти вечного.
И может быть, умение увидеть это вечное, чувствовать его дыхание в обычных, никем не замечаемых явлениях, именно и отличает истинного художника, чьё творчество находится как будто вне своего времени, его злободневных событий и пробл
Людвиг ван Бетховен (1770г - 1827г) - немецкий композитор и пианист, последний представитель «венской классической школы»
Иоганн Штраус (1825г - 1899г) - австрийский композитор, дирижёр и скрипач, признанный «король вальса», автор многочисленных танцевальных произведений и нескольких популярных оперетт.
Вольфганг Амадей Моцарт (1756г - 1791г) - австрийский композитор и музыкант-виртуоз. Один из самых популярных классических композиторов, Моцарт оказал большое влияние на мировую музыкальную культуру.
Иоганн Себастьян Бах (1685г - 1750г) - немецкий композитор, представитель эпохи барокко,органист-виртуоз, музыкальныйпедагог.
Фортепьянная музыка - это огромная область музыкальной культуры. Началом ее создания можно считать вторую четверть XVIII века, когда появилась новая конструкция клавишно-струнного инструмента - фортепиано. До тех пор пока она была несовершенна, произведения, появившиеся для исполнения на фортепиано, мало чем отличались от тех, что писались для клавира и клавесина, и могли исполняться на любом из этих инструментов. К концу XVIII века фортепиано с его совершенно новыми возможностями для исполнителя вытеснило все другие виды клавишно-струнных инструментов. В то же время клавирная и клавесинная музыка не была забыта, потому что многое из нее прекрасно звучало на фортепиано, нисколько не теряя в выразительности. Вскоре фортепиано становится инструментом для быстрого музицирования. Выразительные и виртуозные возможности фортепиано как концертного инструмента ярко проявились в блестящих пьесах разных жанров (рондо, вариации, концертино) . Чтобы их исполнять, нужны немалые профессиональные навыки. Наиболее яркое из достижений фортепианной музыки конца XVIII столетия - это сонаты И. Гайдна, В. А. Моцарта, Л. Бетховена. Фортепианные сонаты Бетховена - произведения, по технике и приемам исполнения, предназначенные именно для этого инструмента, ни на клавесине, ни на клавире сыграть нельзя. В это время сочиняются и разнообразные миниатюры (танцы, багатели, марши) . Истинный расцвет фортепианного искусства связан с периодом романтизма. Прежние известные жанры переосмысливаются, часто превращаясь в нечто иное: прелюдия становится самостоятельной поэтической миниатюрой; романтическим содержанием и образами насыщаются жанры фантазии, вариации, сюиты; трансформируются соната и фортепианный концерт. Появляется и совсем новые, чисто романтические жанры: музыкальные моменты и экспромты, ноктюрны и , транскрипции для фортепиано оркестровых сочинений и песни без слов. Многие произведения романтиков - Ф. Листа, Ф. Шопена, Р. Шумана и др. - являются программными. Наличие программы как расшифровки содержания меняет отношение к крупным фортепианным произведениям, а миниатюры складываются в циклы. Русские композиторы обратились к фортепианной музыке не сразу. Истинный расцвет русской фортепианной школы приходится на последнюю четверть XIX века, когда писали П. И. Чайковский, С. В. Рахманинов, А. Н. Скрябин. Большой вклад в расширение образной палитры фортепиано внесли С. И. Танеев, А. К. Лядов, А. С. Аренский. XX век научил звучать фортепиано по-новому. В образах фортепианной музыки появились острые, жесткие ритмы, сложная мелодика, новые пианистические приемы. Большое место в фортепианной музыке занимает жанр сонаты (С. С. Прокофьев, Н. К. Метнер, Н. Я. Мясковский, Д. Д. Шостакович) , но теперь количество частей зависит от замысла композитора, а содержание - самое разнообразное - от трагедийного до саркастического. Созданы циклы миниатюр, объединенных программой (Б. Барток, В. Лютославский, К. Дебюсси, М. Равель) . По-прежнему широко применяются жанры фантазии, рапсодии, сюиты, концертино. Особый жанр фортепианной музыки - концерт с оркестром, где виртуозные особенности фортепиано выступают с особой силой.
Начало ХХ века, века социальных и индустриальных революций, машин, автоматов и роботов, ознаменовалось появлением огромного числа выдающихся музыкальных произведений, по-новому творивших свои возвышенные сказки и мифы, вопреки всему, что происходило вокруг.
«Кащей Бессмертный» и «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова, «Баба Яга» и «Волшебное озеро» А. Лядова, «Жар-птица» и «Весна священная» И. Стравинского, «Замок Синей Бороды» Б. Бартока, «Дафнис и Хлоя» М. Равеля - вот далеко не полный перечень произведений, определивших музыкальное направление первой четверти ХХ столетия.
Отчего же в те годы появились именно такие произведения, на первый взгляд, столь очевидно несозвучные характеру эпохи? Некоторые музыканты склонны объяснять это «духом бегства», во все времена свойственным творческим людям, не желающим мириться с рутиной и обыденностью, с мертвящей скукой повседневности. «Крыльев! Чтобы воспарить над горами, долами, над жизнью и смертью, над всем!» - эти слова одного из романсов Р. Шумана могли бы стать девизом для многочисленных художников, не желающих подчиняться тискам и оковам своего времени.
Однако есть и более глубокие причины, побуждающие музыкантов пускаться в дальние странствия - по векам и эпохам, по мирам сказочных фантазий и волшебных превращений, - в поисках источника вечной мудрости и красоты. Ведь искусство, это дитя богини Памяти, неподвластно течению веков, не знает границ в преодолении пространств и времён. Рождаясь в условиях своего века, оно несёт ему знания и опыт веков И нередко бывает так, что опыт давно отшумевших эпох поразительным образом объяснять смысл самых современных событий и даже предугадывать будущее.
«В будущее мы входим, оглядываясь на говорил французский поэт ХХ века Поль Валери, подчёркивая непреходящее значение истин, которые никогда не станут старыми, бесконечно возрождаясь в каждом новом поколении.
И в обращении музыкантов к глубинным пластам культурной памяти, не угадывается ли стремление ещё раз понять человека, его сокровенную природу - стремление, особенно понятное в эпохи больших потрясений, переломов и распутий?
Одним из произведений, созданных в переломное время начала ХХ века (1913 год), был балет И. Стравинского «Весна священная».
«Весна священная» - образ языческой Руси с её весенними гаданиями, девичьими хороводами, культом Земли, жертвоприношением в честь богини Весны. В балете необыкновенно сильна и выразительна могучая стихия ритма - этого первоначала музыки, восходящего к глубинным свойствам человеческой природы.
Культ танца, идея танца как символа энергии жизни вообще характерны для того времени, отмеченного необыкновенным триумфом балетного жанра (вспомним «Русские сезоны» в Париже с их серией превосходных балетных постановок).
Именно в рамках «Русских сезонов» и была исполнена «Весна священная». Её замысел заключается в том, чтобы средствами музыки - тембров, гармоний, но прежде всего ритма показать извечное соотношение природных, стихийных сил жизни, из которых произрастает все: цветение весны, радость, любовь, - и законов древнего порядка. Этот порядок, подчёркнутый ритуальным началом балета, исподволь «разрастается» в его музыке, подчиняя себе гармонию, внося размеренность в стихийную необузданность ритма и, в конце концов, покоряя человеческие порывы и страсти.
И вот что удивительно: этот балет, столь необычный по тематике, такой далёкий от интересов европейского искусства (создавался и исполнялся он в Париже), от социальных потрясений своего времени, стал подлинным художественным взрывом. Французский публицист Жан Кокто назвал «Весну священную» шедевром, «симфонией, исполненной дикой печали, запечатлевшей землю в состоянии произрастания, шумы древних хижин и становищ, напевы, идущие из глубины веков, прерывистое дыхание скота, глубокие потрясения».
Возможно, что в этой обращённости к вечным истинам - истине природы, истине древних законов, данным сквозь призму музыкального звучания современности, и заключён секрет необыкновенной актуальности данного произведения. Ведь ничто не меняется в мире людей: те же силы движут побуждениями, что и тысячи лет назад, и те же оковы древних обычаев противостоят этим слепым и могучим силам.
Так традиция становится синонимом власти вечного.
И может быть, умение увидеть это вечное, чувствовать его дыхание в обычных, никем не замечаемых явлениях, именно и отличает истинного художника, чьё творчество находится как будто вне своего времени, его злободневных событий и пробл