Все сочинения Хачатуряна имеют ярко выраженный индивидуальный стиль. Однако сказав, что в основе их лежит национально характерный тематизм, мы еще не объясним своеобразия его музыки. Да, Хачатурян использует подлинные народные напевы, хотя гораздо чаще сочиняет свои в духе народных. Но подобный тематизм — не новость для творческого метода композиторов и до и после Хачатуряна. Секрет же хачатуряновского стиля отчасти в том, что музыку его невозможно разделить на «свое» и «заимствованное», на цитату и обработку. Хачатуряну чужда позиция нарочитого этнографизма, и находить в его сочинениях те или иные прообразы почти невозможно, так как даже подлинные напевы видоизменены. «Если… композитор прикрывает обращением к фольклору отсутствие мастерства, воображения, мелодической изобретательности, — рассуждает Хачатурян, — вряд ли он может называться творцом! Нельзя находиться на иждивении народной музыки». Хачатурян представляет собой тип европейского композитора, потому что творит не по законам канона (как в фольклоре, мугамном творчестве), а подчиняет имеющееся этническое богатство свободному личному волеизъявлению.
Уже в ранних образцах Хачатурян по сравнению со своими предшественниками находит значительно более гибкие методы развития национально-характерного материала, не вступающие в противоречие с формообразованием европейского типа. В основе многих тем композитора — мелодика речитативно-патетического склада, которая излагается и развивается по принципу вариантно-фазовому. В зрелых сочинениях так достигается высшая органичность экспонирования тем и их развития. За хачатуряновским методом формотворчества закрепились такие определения, как непринужденность, импровизационность, поэмность, рапсодичность (два последних принадлежат, кстати, самому композитору).
ИСПОКОН ВЕКОВ НЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ СПОР МЕЖДУ ФАТАЛИСТАМИ, ЛЮДЬМИ, СЧИТАЮЩИМИ, ЧТО СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА ПРЕДОПРЕДЕЛЕНА И ТЕМИ, КТО СЧИТАЕТ, ЧТО ВСЕ В РУКАХ САМОГО ЧЕЛОВЕКА. ФАТАЛИСТЫ СЧИТАЮТ, ЧТО ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ НИЧЕГО ПОМЕНЯТЬ, КАК БЫ ОН НИ СТАРАЛСЯ, НИЧЕГО КАРДИНАЛЬНО ПОМЕНЯТЬ ОН НЕ СМОЖЕТ. ИХ ПРОТИВНИКИ ЖЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ЧЕЛОВЕК КОГДА-НИБУДЬ УМРЕТ, НО ВСЕ, ЧТО НАХОДИТСЯ В ИНТЕРВАЛЕ МЕДУ ДАТОЙ РОЖДЕНИЯ И СМЕРТИ, ПОДВЛАСТНО ЧЕЛОВЕКУ! ДЛЯ ЭТОГО ЛИШЬ НАДО ПРИЛАГАТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЕ УСИЛИЯ И ВЕРА, ВЕРА В СЕБЯ, В СВОИ СИЛЫ, В СВОЕ МОГУЩЕСТВО! К КАКОЙ ИЗ ЭТИХ ГРУПП ВЫ СЕБЯ ОТНЕСЕТЕ, ЗАВИСИТ ОТ ТОГО , КТО ВЫ: БОРЕЦ ИЛИ ПЕССИМИСТ, ПЛЫВУЩИЙ ПО ТЕЧЕНИЮ.
Но в том-то и сказывается художественное дарование композитора, что он отказывается от буквальных аналогий, размещая музыкальный материал в трехдольном размере, играющем здесь роль символического напоминания о далеком музыкальном родстве этого романса с вальсом. Именно поэтому в «Свидании», несмотря на откровенно трагический характер слов, есть простор для проявления лирического чувства - своего рода отраженного света былой любви. Радостью бытия, солнечным настроением и вместе с тем мягким, почти пантеистическим чувством проникнута музыка романса на слова А. К- Толстого «Колокольчики мои». Особую прелесть этому сочинению придает чередование в вокальной партии эпизодов речитативного характера с фрагментами кантиленного пения. Булахов никак не обозначил эти драматургические особенности романса, однако сама мелодическая структура исполнителю угадать их совершенно безошибочно. Каждый эпизод (на протяжении первых 12 тактов) представляет собой двутакт. Чередование начинается с ариозно-речитативного двутакта, вслед за которым звучит двутакт кантилены. Этот принцип выдерживается вплоть до заключительного четырех-такта, в котором обнаруживается обратный порядок чередования (ариозно-речитативный двутакт следует после кантиленного). Вступление и заключение романса, образующие арку, написаны в стиле вариации на мелодию, положенную в основу вокальной партии, однако содержат в себе и ряд своеобразных, независимых интонационных оборотов, природа которых коренится в народных свирельных наигрышах. Романс-вальс «Нет, не люблю я Вас!» на стихи Зименко погружает слушателя в атмосферу непринужденного, безупречного в отношении вкуса музицирования. Игровой момент становится в нем главным, именно он определяет характер интонации, которая здесь принимает порой самые неожиданные шутливо-капризные оттенки. Часто встречающиеся здесь хроматические изломы мелодии вовсе не говорят о ее инструментальном происхождении, а лишь подчеркивают изящно и просто, без тени грубоватой изобразительности, смысловые нюансы стихотворной строки. Этот прием особенно удачно используется, например, в 25 и 27 тактах:
Все сочинения Хачатуряна имеют ярко выраженный индивидуальный стиль. Однако сказав, что в основе их лежит национально характерный тематизм, мы еще не объясним своеобразия его музыки. Да, Хачатурян использует подлинные народные напевы, хотя гораздо чаще сочиняет свои в духе народных. Но подобный тематизм — не новость для творческого метода композиторов и до и после Хачатуряна. Секрет же хачатуряновского стиля отчасти в том, что музыку его невозможно разделить на «свое» и «заимствованное», на цитату и обработку. Хачатуряну чужда позиция нарочитого этнографизма, и находить в его сочинениях те или иные прообразы почти невозможно, так как даже подлинные напевы видоизменены. «Если… композитор прикрывает обращением к фольклору отсутствие мастерства, воображения, мелодической изобретательности, — рассуждает Хачатурян, — вряд ли он может называться творцом! Нельзя находиться на иждивении народной музыки». Хачатурян представляет собой тип европейского композитора, потому что творит не по законам канона (как в фольклоре, мугамном творчестве), а подчиняет имеющееся этническое богатство свободному личному волеизъявлению.
Уже в ранних образцах Хачатурян по сравнению со своими предшественниками находит значительно более гибкие методы развития национально-характерного материала, не вступающие в противоречие с формообразованием европейского типа. В основе многих тем композитора — мелодика речитативно-патетического склада, которая излагается и развивается по принципу вариантно-фазовому. В зрелых сочинениях так достигается высшая органичность экспонирования тем и их развития. За хачатуряновским методом формотворчества закрепились такие определения, как непринужденность, импровизационность, поэмность, рапсодичность (два последних принадлежат, кстати, самому композитору).