Тому, кто решит побывать в джунглях, нет нужды отправляться в Африку по следам Ливингстона и Стэнли. Настоящее буйство растительности, весьма напоминающее многоярусный тропический лес, ожидает его не в далеких заморских странах на берегах Конго или Замбези, а на нашей российской земле, в Уссурийском крае. На самом юге Дальнего Востока России раскинулся этот удивительный мир. Его рубежами на севере и западе служат Амур со своим притоком Уссури, а на юге и востоке — теплое Японское море. Огромная территория Уссурийского края (по площади он равен Великобритании) вместила в себя и вздымающиеся на два километра лесистые горы хребта Сихотэ-Алинь, и широкие болотистые равнины вдоль Амура и Уссури, и второе после Байкала крупное озеро Сибири — Ханка, и красивейшее морское побережье, скалистые мысы и острова которого напоминают не то Корею, не то Новую Зеландию. В сравнении с другими живописными и малоизученными окраинными районами России: Алтаем, Таймыром, Чукоткой или Сахалином — Уссурийскому краю явно везло на исследователей. Здесь их побывало, наверное, больше, чем во всех остальных вышеназванных краях, вместе взятых. И притом, каких исследователей! Поярков и Хабаров, Пржевальский и Арсеньев, Венюков и Кропоткин, ботаник Комаров и зоолог Шренк, мореплаватели Лаперуз и Невельской и много, много других. Что же так влекло сюда путешественников? Почему и в наши дни побывав, например, в заповеднике Кедровая Падь или на озере Ханка, не можешь отделаться от мысли, что увидел нечто уникальное, что такого вообще-то не может быть в природе, и только рука волшебника могла сотворить подобное чудо. Причина в том, что редкое сочетание ветров, течений, рельефа и водных масс создало здесь своего рода климатическую аномалию, позволившую встретиться и прижиться на одной территории растениям и животным двух разных миров: северного и южного. И в результате сложился мир, подобного которому не сыскать больше ни в одном краю нашей планеты. Здесь таежные ели и пихты обвивают лианы, в том числе дикий виноград и целебный лимонник. Причем один из видов лиан, актинидия, достигает в толщину двадцати сантиметров! Здесь сибирская лиственница растет рядом с могучим корейским кедром, дубы и клены соседствуют с манчжурским орехом и пробковым деревом (амурским бархатом), а под пологом леса можно встретить невзрачные растеньица «корня жизни» — женьшеня. На озере же Ханка священный лотос растет рядом с привычными нам осокой и рогозом. И уж совсем необычны для нашего глаза пальмовидные тропические кусты колючей аралии. Не менее причудлив и животный мир этого необыкновенного уголка Земли. Тут встречаются жители сибирской тайги — бурый медведь, росомаха, волк, лось, кабан и косуля, белка, соболь и бурундук, но одновременно живут и обитатели юга — тигр и леопард, гималайский черный медведь и енотовидная собака, пятнистый олень и манчжурский дикий кот, и даже уроженка Индии — антилопа-горал.
Дом знаменитого декабриста, впоследствии «переметнувшегося» к крестьянам, в 1985 году был переоборудован под Музей декабристов. Изначально дом стоял в селе Урик, недалеко от Иркутска. Но потом вместе с хозяином переехал в город. Уже в XX веке музейные работники постарались здесь воссоздать обстановку XIX века.
Посмотреть на дом ссыльного князя стоит обязательно: снаружи он полностью украшен резными узорами. Внутри – уникальный экспонат – единственное в мире пирамидальное фортепиано. Как можно понять из названия, у инструмента форма пирамиды. Именно на нем играла супруга князя Мария Волконская (урожденная Раевская, дочь генерала Раевского). Долгое время исследователи не могли определить, что это за вид инструмента. В 1976 году стало известно, что это - уникальный экземпляр пирамидального фортепиано, которое было изготовлено в Германии примерно в конце XVIII начале XIX веков. Целых 11 лет уникальный инструмент был на реставрации, сейчас на нем уже можно играть.
В музее часто проходят музыкальные вечера и литературные встречи.
Князь Сергей Григорьевич Волконский – декабрист, приговоренный к смертной казни, которую в последний момент заменили каторгой и ссылкой. С 1937 года он жил на поселении в селе Урик близ Иркутска, а в 1845 году ему разрешено было переехать в город. У местных крестьян князь пользовался особой любовью, так как не чурался их общества, любил поговорить по душам и разбирался в ведении хозяйства.