Здравствуй, Женя. Сижу и вспоминаю тебя, нашу прогулку по "Летнему" осеннему. Желтые листья вертолетиками кружились над нашими головами и падали на влажную землю Смотрю на картину Бродского и вспоминаю об этом. Та же широкая аллея, те же голые печальные деревья и редкие прохожие. Одинокая беседка кажется храмом, куда можно убежать от невзгод. Чтобы в нее войти, нужно подняться по крутым лестницам , держась за изящные перила. Наверное, помнишь, как мы скрывались в ней от моросящего дождя и читали друг другу стихи Рубцова : " Улетают листья с тополей... Повторилась в мире неизбежность..." Но на картине дождя нет, и та реальность не совпадает с реальностью художественной. Облака редки, хотя и серы. Бродский использует нежные тона, передающие зыбкость времени. Вот такие мысли, Жень. Как ты там ?
Деревня была где-то за лесом. Если идти в неё по большой дороге, нужно отмахать не один десяток километров; если пойти лесными тропинками, путь урежется вдвое. Толстые корни обхватили извилистую тропу. Лес шумит, успокаивает. В стылом воздухе кружатся жухлые листья. Тропинка, петляя среди деревьев, поднимается на пригорки, спускается в ложбинки, забираясь в чащобу осинника, выбегает на зарастающие ельником поляны, и кажется, что она так и не выведет тебя никуда.
Но вот вместе с листьями начинают кружиться снежинки. Их становится больше и больше, и в снежном хороводе не видно уже ничего: ни падающих листьев, ни тропы.
Осенний день как свеча: тлеет – тлеет тусклым огнём и угаснет. На лес наваливаются сумерки, и дороги совсем не видно; не знаешь, куда идти.
Жутко и страшно в темноте, а Марина совсем одна. Идти дальше рискованно: осенью северные леса страшны волками. Марина забирается на дерево и решает переждать длинную ночь в лесу.
Мокрый снег напоил влагой пальто. Холодно, и ноют обмороженные ноги. Наконец в промозглом рассвете неожиданно закричали петухи. Деревня, оказывается, была совсем рядом.
