АЙВАЗОВСКИЙ В ФЕОДОСИИ Набережная Феодосии, крошечного городка Крымского полуострова, была полна гуляющих. Лето 1897 года выдалось жарким, впрочем, в этом благословенном краю климат редко разочаровывал любителей морских купаний и солнечных ванн. Суетясь и хлопоча, как группы чаек, это многоязыкое, по-курортному яркое, весёлое и беспокойное течение медленно плыло по набережной вдоль моря, перетекало через переезд у вокзала и вливалось в городские улочки. По набережной медленным, неторопливым шагом двигался старик лет восьмидесяти, с тростью в смуглой руке, в белом просторном костюме и соломенной шляпе. Время от времени его узнавали и вежливо приветствовали. Среди прочих участников южного дефиле старик выделялся тем, что не спешил деловито занять лежанки у воды. Горбоносое лицо его с восточными чертами дышало суровой гордостью. Старик, прищурившись, глядел на полосу прибоя. Море начиналось сразу за мощёной набережной, и старик с жадностью смотрел на него, будто никогда не видел. Айвазовский, знаменитейший маринист, вырвался из светской петербургской круговерти и возвратился сюда, в город своего детства. Здесь и песок, и камни работать. Ни с чем не сравнимое наслаждение творчества! Давно позади разочарование столичной публики, узнавшей, что мастер, которым восхищается вся Европа, в самом расцвете сил и славы бросил столицу и уехал «на край света». Откуда им знать, что для него жить – значит работать. Да и побольше хотелось сделать для Феодосии. Один лишь положительный момент в утомительной славе – достаток. На свои средства Иван Константинович выстроил несколько зданий, благоустроил родную Феодосию, обзавёлся домом-мастерской, она же картинная галерея постройке порта и вот этой железной дороги, идущей вдоль набережной. Это он настоял, чтобы рядом с морем вырос низенький уютный вокзал, чтобы море широко, до самого горизонта заливало окна поезда с левой стороны, обещая прохладу и удовольствие приехавшему северянину. Чтобы в двух шагах от вагонного окна с правой стороны проплывали заросли южной зелени, крыши огнедышащих закусочных, уходили назад невысокие южные домики. Чтобы можно было немедленно выскочить из тамбура, подбежать к морю и окунуться в зеленоватую морскую волну, насладиться её прохладным шелестом. А затем броситься на гальку и со счастливым, блаженным вздохом втянуть в лёгкие весь благословенный южный воздух, пропитанный запахами кофе, жареного мяса, рыбы, моря н нагретого камня. Айвазовский удовлетворённо улыбнулся. Он отблагодарил свою Феодосию, где появился на свет Ованесом Гайвазовским (уже взрослым он узнал, что фамилия их предков была Айвазян), а стал первейшим маринистом Иваном Константиновичем Айвазовским. Художник отвернулся от слепящей полосы прибоя и медленным шагом направился к стоящему неподалёку дому, по пути отмечая, до чего же этот пёстрый, разноязычный городок колоритен: красно-коралловые черепичные крыши, островки изумрудной зелени, серый пористый камень старинных крепостей, кусочки синего моря, переходящего в небо, кобальтовые тени среди охры старых двухэтажных домиков, живописные трещины старых стен, дворы с босоногой ребятнёй, пёстрая толпа, матросы с внешностью пиратов. Тут поневоле станешь художником, когда Феодосия сама просится на кончик кисти. (442 слова) По Л. Караваевой Задание. Опишите своё любимое произведение живописи, включив в рассказ несколько фактов биографии художника.
Вошел в класс мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, с красноватым, словно огрубевшим на морозе лицом. Белки глаз - в красных прожилках, как будто долго шел против ветра. Коротковатый, коричневый пиджак в обтяжку. Под пиджаком чувствовались такие мускулы, что не учителю впору, а какому-нибудь матросу. Мы и решили вначале, что это слесарь-водопроводчик, бывший боцман какой-нибудь, пришел чинить лопнувшую на днях трубу.
Мужчина подошел к окну, открыл фрамугу, потом вытащил из кармана пиджака мятый носовой платок, высморкался, вернулся к столу и сказал :
- Меня зовут Иван Павлович. Я у вас буду преподавать физику.
Голос грубоватый, взгляд внимательный, со смешинкой, оценивающий. Он рассматривал нас, а мы, тридцать восемь семиклассниц, рассматривали его, пихали друг друга под партами, переглядывались и хихикали. В нашей женской школе были, конечно, преподаватели-мужчины - старичок-ботаник, толстяк Собакевич по литературе, историк, но мы их не очень-то воспринимали как мужчин. Как-то они не смущали нашего девичьего воображения. А этот стоял перед нами как шокирующее воплощение мужской силы и превосходства. Как бык-производитель среди ошалелых телок. Насмотревшись на нас и дав на себя насмотреться, он повернулся к классу спиной, взял мел, написал на доске название темы и без лишних слов приступил к объяснению. Объяснял он до того ясно и четко, что я все поняла. А уж если даже я все поняла, значит, он действительно здорово объяснял. Закончив, он положил мел, вытер руки тряпкой и спросил, есть ли желающие повторить. Я подняла руку. В классе возникло оживление, как всегда, когда меня вызывали по математике или физике. Девчонки ожидали бесплатного эстрадного представления. А его и не произошло! Я довольно уверенно повторила то, что говорил учитель.
Объяснение: