Вспоминается мне невольно и беспрерывно весь этот тяжёлый, последний год
моей жизни. Хочу теперь всё записать, и, если б я не изобрёл себе этого занятия, мне кажется, я бы умер с тоски.
Коли уж всё записывать, то надо начинать сначала. Впрочем, не велика будет моя автобиография.
Должно полагать, что родители мои были хорошие люди, но оставили меня сиротой ещё в детстве, и вырос я в доме Николая Сергеича Ихменева, мелкопоместного помещика, который принял меня из жалости. Детей у него была одна только дочь, Наташа, ребёнок тремя годами моложе меня. Мы росли с ней как брат с сестрой. О моё милое детство! Тогда на небе было такое ясное, такое непетербургское солнце и так резво, весело бились наши маленькие сердца. Что за чудный был сад и парк в Васильевском, где Николай Сергеич был управляющим; в этот сад мы с Наташей ходили гулять, а за садом был большой, сырой лес, где мы, дети, раз заблудились… Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто ещё кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным, и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым рёбрам нашего большого оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
