Егэ сочинение по языку по тексту: его соседи по госпиталю получали письма и читали их вслух, а власову никто не писал, и ему было так скучно, что он даже удивлялся, что может быть на свете такая скука. с каждым днём ему становилось всё хуже. бледный, с заострившимся носом, он лежал, отвернувшись к стене, и ему было всё равно, о чём говорят, волнуются, спорят соседи. и вдруг он получил письмо. это был обыкновенный лист бумаги, сложенный треугольником, и на обороте, как полагается, полный адрес с именем, отчеством и фамилией. «мне захотелось написать тебе, милый федя, — так начиналось это письмо, — хотя ты, без сомнений, давно забыл обо мне, поскольку мы в жизни встретились только однажды. но, узнав, что ты ранен, я надеюсь, что ты не слишком строго осудишь меня за это » а кончалось письмо на полуфразе: «во всяком случае, знай, что я о тебе думаю, и даже чаще, » он читал письмо целый день, перебрал всех знакомых девушек и прежде всего, понятно, вспомнил о той, с которой он дружил до войны. но это была не она, хотя бы потому, что с ней он встречался не однажды несколько дней, и он получил второе письмо. «мне известно всё от одной подруги, которая видит тебя каждый день, — писала незнакомка. — и она сказала мне, что от тебя самого зависит твоё здоровье». далыне шли советы, большей частью медицинского свойства, а потом стихи, хорошие, об одной девушке, ждущей бойца, который пропал без вести. это было поразительно! но кто же видит его каждый день? в тридцатой палате дежурили две сестры — мария пантелеймоновна и луша. мария пантелеймоновна была рыжая, длинная, в очках, немного похожая на швабру палкой вниз, особенно когда она ругала кого-нибудь после обхода. луша была, наоборот, маленькая, толстая, смешливая, целый день носилась по госпиталю в развевающемся халате, и то здесь, то там слышались её топот и хохот. но власову было бы даже немного жаль, если бы этой подругой оказалась она. письма были таинственные, необыкновенные, а луша — просто луша. с волнением, с душевной тревогой он стал ожидать новых писем, а главное, послушался насчёт своего здоровья. прежде он мало ел, а теперь стал понемногу есть, с вечера постарался уснуть — и ничего, получилось. пришло третье письмо: как по книге, эта девушка-незнакомка прочитала всё, что творилось в его душе, всё,-о чём он мечтал и что казалось ему потерянным навсегда, невозвратно. всё ещё впереди — вот что она хотела сказать! нужно жить, потому что всё впереди. нужно сделать всё, чтобы снова стоять на боевом корабле в этот торжественный час. и нужно не отступать перед тоской, перед смертью, о которой кричат по ночам галки в саду, нужно не отступать, как он не отступал на точно что-то перевернулось в его душе, когда он прочитал это письмо. и доктор, который прежде всё хмурился, осматривая его, был теперь совершенно доволен. — кто его знает! — сказал он как-то, смеясь. — ведь ты же умирал, власов. в чём дело, а? 3агадка природы? но вдруг перестали приходить эти чудные письма. а вместе с письмами пропала и луша. он спросил у одной сиделки, где она, почему не приходит, и сиделка сказала, что луша сильно захворала воспалением лёгких, к ней даже ездил главный врач, и боялись, что она умрёт, но опасность миновала. в госпитале стало скучно без луши, без её топота и хохота, без её разговора о том и о сём, от которого почему-то становилось легче на луша явилась, побледневшая и похудевшая, но, кажется, ещё более весёлая, чем прежде. и на площадке, куда выходили курить, власов просто схватил её за рукав и спросил негромко: — так это ты, через неделю власов пошёл на комиссию, и доктора, осматривая его, снова сказали, что он является чудом и загадкой природы. разгадка была простая, но он, понятно, не стал её объяснять. возможно, что для подобного лечения в медицине ещё не было места. (по в. а. каверину*)
