В конце марта из Приазовья подули теплые ветры, и уже через двое суток начисто оголились пески левобережья Дона, в степи вспухли набитые снегом лога и балки, взломав лед, бешено взыграли степные речки, и дороги стали почти совсем непроездны.
Колеса по самую ступицу проваливались в отсыревший, перемешанный со снегом и льдом песок, и через час на лошадиных боках и стегнах, под тонкими ремнями шлеек, уже показались белые пышные хлопья мыла, а в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и согретым деготьком щедро смазанной конской сбруи.
Под сапогами хлюпал размокший снег, идти было тяжело, но по обочинам дороги все еще держался хрустально поблескивавший на солнце ледок, и там пробираться было еще труднее.
Я сбоку взглянул на него, и мне стало что-то не по себе
От своих письма получал часто, а сам крылатки посылал редко.
И вдруг словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся.
Чужой, но ставший мне близким человек поднялся, протянул большую, твердую, как дерево, руку.
Молодой парень, собою ладный такой, чернявый, а губы тонкие, в нитку, и глаза с прищуром.
Размотал я портянки, протягиваю ему, а сам гляжу на него снизу вверх.
немного, и догоняет меня колонна наших пленных, из той же дивизии, в какой я был.
С давних времен человек живет бок о бок с природой. Раньше человек поклонялся порою принося жертвы ей. В наш техногенный век, время прогресса отношение к ней кардинальным образом поменялось. Люди считают себя выше природы. Не пора ли ответить на вопрос и решить поставленную жизнью задачу : природа - храм или мастерская? Нравственные проблемы. бытия, по мнению Астафьева. сконцентрированы сейчас во взаимоотношениях человека и природы. Это - главное содержание его зрелого творчества. В одном из лучших произведений, в романе "Царь-рыба" вопросы экологии становятся предметом философского рассуждения о биологическом и духовном выживании людей. Писателя интересуют не идеальные персонажи и не театральные злодеи, а реальные люди. Лучшим из его героев свойственна душевная тонкость, умение чувствовать прекрасное, не столько привитое культурой, сколько естественное. Отличает астафьевских персонажей желание и, главное, умение делать добро. Это не подвиги, а обычные, непримечательные поступки, но они служат поддержанию и утверждению общечеловеческих нравственных законов. Повествование в романе "Царь-рыба" целиком посвящено современности: проблема охраны природы тесно связана в нем с вопросами войны и мира, нравственного состояния человека. Стремительное развитие техники отозвалось нам не только благами. Оно породило в человеке "козявочное" чувство своей ничтожности, которое, по мнению писателя, рождает в людях презрение к самим себе и к жизни вообще, безнравственное отношение к миру. Люди настолько свыклись с пропастью, отделяющей их от природы и, следовательно, друг от друга, что просто перестали принимать ее во внимание по Астафьеву, в преодолении этой пропасти, в духовном слиянии с природой. Так, в "Царь-рыбе" в главе "Капля" прекрасно выражено это благотворное воздействие природы. Как контрастно звучат после этого гимна земной красоте последующие рассказы. По-гоголевски колоритно сатирическое описание поселка Чуш. По признанию автора, "дремучеством" веяло от жителей поселка, "болотным духом за версту несло". Главная их забота - урвать себе кусок поболе да пожирнее. Как символ чушанской веры и надежды стоит местный магазин. Но разве хлебом единым жив человек? Хочется чушанцам и другой, "красивой", "культурной" жизни. Но вся беда их в том, что представления об этой "культурной" жизни у них крайне убоги. Неудивительно, что в такой среде процветает браконьерство - страшная болезнь нашего времени. Истоки ее - в бездуховности, порождающей неуемную жажду наживы. Так почему же "забылся в человеке человек", почему "жадность его обуяла"? - тревожится автор. Всех его персонажей можно условно разделить на уходящих от мира и старающихся жить с ним в гармонии. Люди злоупотребляющие неминуемо становятся разрушителями. В центральной главе повествования "Царь-рыбы" браконьер Игнатьич изловил огромного осетра, но не но не смог ним справиться. Рыба утащила его в воду, и долго, бесконечно долго находились реки "царь" и всей природы "царь" в одной ловушке. Но удивительное дело: в момент возмездия, когда страх смерти и угрызения совести терзают браконьера, происходит вдруг слияние вечно меняющихся ролями мучителя и мученика - человека и природы. Но не возвышенно-легкое, когда, как в главе "Капля", душа природы внятна человеку. Отягощена свершенным злом душа браконьера, и терпит он великие муки. Израненные, человек и "царица" рек встречаются в равном бою со стихией. Теперь "царь" природы уже не управляет ситуацией, природа покоряет его, и постепенно он смиряется. Вдвоем с рыбой, прижавшись друг к другу и успокаиваясь от этого прикосновения, они ждут своей смерти. И Игнатьич просит: "Господи, отпусти эту рыбу! " Сам он этого сделать уже не в силах. Их судьбы теперь в руках у природы. Но природа не так беспощадна, она дает шанс человеку исправиться, она ждет покаяния. Игнатьич - умный человек, он понимает свою вину и искренне раскаивается в содеянном, но не только в этом: он вспоминает все свои поступки, анализирует прожитую
В конце марта из Приазовья подули теплые ветры, и уже через двое суток начисто оголились пески левобережья Дона, в степи вспухли набитые снегом лога и балки, взломав лед, бешено взыграли степные речки, и дороги стали почти совсем непроездны.
Колеса по самую ступицу проваливались в отсыревший, перемешанный со снегом и льдом песок, и через час на лошадиных боках и стегнах, под тонкими ремнями шлеек, уже показались белые пышные хлопья мыла, а в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и согретым деготьком щедро смазанной конской сбруи.
Под сапогами хлюпал размокший снег, идти было тяжело, но по обочинам дороги все еще держался хрустально поблескивавший на солнце ледок, и там пробираться было еще труднее.
Я сбоку взглянул на него, и мне стало что-то не по себе
От своих письма получал часто, а сам крылатки посылал редко.
И вдруг словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся.
Чужой, но ставший мне близким человек поднялся, протянул большую, твердую, как дерево, руку.
Молодой парень, собою ладный такой, чернявый, а губы тонкие, в нитку, и глаза с прищуром.
Размотал я портянки, протягиваю ему, а сам гляжу на него снизу вверх.
немного, и догоняет меня колонна наших пленных, из той же дивизии, в какой я был.