Сократить этот изложение до 140 - 170 слов рождение стиха зимой 1935 года мы шли с луговским по пустынной массандровской улице в ялте. было пасмурно, тепло, дул ветер. обгоняя нас, бежали, шурша по мостовой, высохшие листья клена. они останавливались толпами на перекрестках, как бы раздумывая, куда бежать дальше. но пока они перешептывались об этом, налетал ветер, завивал их в трескучий смерч и уносил. луговской с мальчишеским восхищением смотрел на перебежку листьев, потом поднял один лист и показал мне: – посмотри, у всех сухих кленовых листьев кончики согнуты в одну сторону под прямым углом. поэтому лист и бежит от малейшего движения воздуха на этих загнутых своих концах, как на пяти острых лапках. как маленький массандровская улица какой была в то время, такой осталась и сейчас – неожиданно живописной и типично приморской. неожиданно живописна она потому, что на ней собрано, как будто нарочно, много старых выветренных лестниц, подпорных стенок, плюща, закоулков, оград из дикого камня, кривеньких жалюзи на окнах и маленьких двориков с увядшими цветами. дворики эти круто обрываются к береговым скалам. цветы всегда покачиваются от ветра. когда же ветер усиливается, то в дворики залетают соленые брызги и на разноцветных стеклах террас. я упоминаю это потому, что луговской любил массандровскую улицу и часто показывал ее друзьям, не знавшим этого уголка ялты. вечером в тот день, когда рядом с нами бежали по улицам листья клена, луговской пришел ко мне и, явно смущаясь, сказал: – понимаешь, какой странный случай. я только что ходил на телефонную станцию звонить в москву, и от самых ворот нашего парка за мной увязался лист клена. когда я останавливался, он тоже останавливался. когда я шел быстрее, он тоже бежал быстрее. он не отставал от меня ни на шаг, но на телефонную станцию не пошел: там слишком крутая для него гранитная лестница и к тому же это – учреждение. должно быть, осенним листьям вход туда воспрещен. я погладил его по спинке, и он остался ждать меня у дверей. но когда я вышел, его уже не было. очевидно, его кто-то прогнал или раздавил. и мне, понимаешь, стало нехорошо, будто я предал и не уберег смешного маленького друга. правда глупо? – не знаю, – ответил я, – больше тогда луговской достал из кармана куртки пустую коробку от папирос “казбек” и прочел только что написанные на коробке стихи об этом листике клена, – стихи, похожие на печальную и виноватую улыбку. такую улыбку я иногда замечал на лице у луговского. она появлялась у него, когда он возвращался из своих стихов в обыкновенную жизнь. он приходил оттуда как бы ослепленный, и нужно было некоторое время, чтобы его глаза привыкли к свету зимнего декабрьского дня. у луговского было качество подлинного поэта – он не занимал поэзию на стороне. он сам заполнял ею окружающий мир и все его явления, какими бы возвышенными или ничтожными они ни казались. (к. г. паустовский. горсть крымской земли. ) (442 слова. )
Зимой 1935 года мы шли с Луговским по пустынной Массандровской улице в Ялте.
Было пасмурно, тепло, дул ветер. Обгоняя нас, бежали, шурша по мостовой, высохшие листья клена. Они останавливались толпами на перекрестках, как бы раздумывая, куда бежать дальше. Но пока они перешептывались об этом, налетал ветер, завивал их в трескучий смерч и уносил.
Луговской с мальчишеским восхищением смотрел на перебежку листьев, потом поднял один лист и показал мне:
– Посмотри, у всех сухих кленовых листьев кончики согнуты в одну сторону под прямым углом. Поэтому лист и бежит от малейшего движения воздуха на этих загнутых своих концах, как на пяти острых лапках. Как маленький зверь!..
Массандровская улица какой была в то время, такой осталась и сейчас – неожиданно живописной и типично приморской. Неожиданно живописна она потому, что на ней собрано, как будто нарочно, много старых выветренных лестниц, подпорных стенок, плюща, закоулков, оград из дикого камня, кривеньких жалюзи на окнах и маленьких двориков с увядшими цветами. Дворики эти круто обрываются к береговым скалам. Цветы всегда покачиваются от ветра. Когда же ветер усиливается, то в дворики залетают соленые брызги и оседают на разноцветных стеклах террас.
Я упоминаю это потому, что Луговской любил Массандровскую улицу и часто показывал ее друзьям, не знавшим этого уголка Ялты.