Если Вы внимательно почитаете тех самых русских писателей, то увидите, что заимствований из западноевропейских языков там достаточно (я молчу о древнегреческих и латинских заимствованиях, которых при желании также можно назвать "западными"). Слов из т. н. "церковно-славянского" (всё-таки правильно "старославянский") там не так уж и много. Простите, отвлёкся. Теперь по существу вопроса. Сначала о том, почему заимствуются слова из других языков. Понимаете ли, с глубокой древности разные племена, а позже - и государства (особенно соседствующие, но не обязательно) постоянно взаимодействовали (торговля, войны и т. д.) , что не могло не наложить отпечаток на словарный состав языка этого племени/государста. Так, римляне заимствовали много слов у греков, германцы и галлы - у римлян и т. п. - по-другому и быть не могло. Кроме того, в историческом языкознании существует такое понятие, как страт (субстрат, адстрат, суперстрат - не буду вдаваться в подробности, чтобы не загружать Вас лишней информацией) . Согласно теории стратов, один язык может "наслоиться" на другой (собственно, stratum по-латыни и означает "слой"), сильно повлияв на состав последнего. Так, для латыни стратами (субстратами) были оскский, умбрский и т. д. , для испанского - вестготский, арабский (это уже адстрат) , для русского - многочисленные финно-угорские говоры. И ещё одно. Заимствования часто связаны с лакунами, т. е. словами и понятиями, отсутствующими в данном языке. Как по-английски сказать "изба"? House? Да нет.. . Hut? Howel? Всё равно не то.. . А "ГУЛАГ"? А "невозвращенец"? Понятно, что бессмысленно пытаться это перводить, также как не перевести на русский английское слово yeomen или испанское hidalgo. Таким образом заимствовать заложено в самой природе языка (даже в СССР, когда людям запрещалось куда-либо выезжать, заимствования всё равно проникали в русский язык, и наоборот: до сих пор в языках Западной Европы употребляется слово sputnik). В наше же время, когда взаимодействие между различными странами volens-nolens становятся теснее, заимствований и подавно не избежать. Это не всегда хорошо, но тотально от них отказываться также не представляется возможным.
Теперь об изменении словарного состава. Кроме детально разобранных нами заимствований, существуют также устаревшие и устаревающие слова. Среди устаревших слов выделяют историзмы (слова, "вымершие" вместе с обозначавшими их предметами или явлениями) и архаизмы (предметы, обозначаемые этими словами, остались, а сами слова исчезли) . Почему отказываются от историзмов, понятно: если не существует более в России такого сословия как бояре, такой посуды, как ендова, и такой должности, как приказчик, для чего же их употреблять? Они возникают лишь в старых книгах и исторической литературе. От архаизмов же отказываются по разным причинам. Чаще всего, "старое" слово заменяет более "новое", которое постепенно входит в узус (употребление) , а затем и вовсе вытесняет своего "предшественника" (примеров масса: перст-палец, ланита-щека, око-глаз и т. д. ) Кроме того, постоянно возникают неологизмы - новые слова - для того, чтобы обозначить новый, доселе невиданный-неслыханный предмет.
Со школьной парты на всю жизнь нам врезается в память фраза: «Труд сделал из обезьяны человека». И хотя в последнее время можно услышать аргументы в пользу того, что это не совсем соответствует истине, мы продолжаем верить в ее непреложность. Труд облагораживает человека. В русском фольклоре, как и в фольклоре многих народов мира, есть множество пословиц о труде: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «Труд при учении скучен, да плод от учения вкусен», «Труд человека кормит, а лень портит», «Трудовое беспорочно, хоть мало, да прочно». Человек в труде становится человеком. Английский философ Т. Карлейль точно подметил: «Самый несчастный из людей тот, для которого в мире не нашлось работы». Вспомним пример Ильи Ильича Обломова — героя одноименного романа И. Гончарова. По-своему добрый, милый, умный и привлекательный человек, он собственноручно разрушает свою жизнь. А ведь в молодости он «был полон всяких стремлений, надежд, ждал много от судьбы и самого себя, все готовился к какому-то поприщу, к какой-то роли». Писатель пытается проанализировать жизненный путь своего героя и ответить на вопрос: что заставило его заняться саморазрушением? Обломов получил хорошее образование, после чего поступил на службу. И вот тут-то жизнь сразу разделилась для него на две половины. Одна из них состояла из труда и скуки, которые стали для него синонимами, другая — из покоя и мирного веселья. Когда Обломов понял, что «надобно быть по крайней мере землетрясению, чтобы не прийти здоровому человеку на службу», он подал в отставку, перестал выезжать в свет и стал вести жизнь затворника. Душой и телом он прирос к уютному дивану, просторному халату и широким туфлям. Пренебрежение каким-либо трудом со временем порождает в душе Обломова апатию и равнодушие. Даже любовь к Ольге Ильинской не может возродить в нем человека. Обломов знает наверняка, что его отношения с Ольгой постепенно превратятся в цепь различных условностей и обязанностей. Одна мысль о том, что потребуется встать с любимого дивана, «соответствовать» положению, заниматься делами, быть главой семьи, кажется герою убийственной. Ведь все это труд, а труд требует определенного напряжения сил и энергии. Но эти качества Обломов давно изжил в себе. «Я думала, что оживлю тебя, что ты сможешь еще жить для меня, — а ты уже давно умер», — с горечью говорит ему Ольга. «Трудолюбие — одно из непременных мерил достоинства человека», — этими словами Ч. Айтматов предваряет свой роман «…И дольше века длится день». Главный герой Едигей Жангельдин (Буранный Едигей) «не просто труженик от природы и по роду занятий. Он человек трудолюбивой души». На разъезде Боранлы-Буранный Едигей поселился после войны. Он живет с осознанием, что кому-то нужно в сорокаградусный мороз выходить и расхищать снег, а в палящий зной ремонтировать железную дорогу. И все время встречать и провожать поезда, которые «шли с востока на запад и с запада на восток». За годы существования на разъезде переменилось много работников, но никто из них не задерживался здесь долго: слишком тяжелы были условия и невыносимо одиночество. И только Едигей жил, работал и чувствовал себя счастливым, потому что верил: труд его не напрасен, он на пользу людям и поездам. В русском народе всегда уважали людей трудолюбивых, старательных, чтили тех, у кого в руках любое дело спорилось, кто вкладывал в труд частицу своей души. Гимном такому человеку-творцу звучат роман П. Загребельного «Диво» и поэма Д. Кедрина «Зодчие». Роман «Диво» рассказывает о безымянных строителях храма Святой Софии в Древнем Киеве, поэма «Зодчие» — о возведении храма Покрова. И в том и в другом случае мы видим таинство создания святыни — церкви «невестиной красоты». Мы Следим за тем, как разворачиваются события, и словно становимся их непосредственными участниками. Мы видим загорелые, усталые лица изможденных мастеров, выполняющих тяжелую работу. Вместе с тем они счастливы, потому что стараются передать камню то тепло человеческих рук и душевную нежность, которые сопровождают каждое их действие. Они выплетают «узоры из каменных кружев, как возводят столбы, и, работой своею горды, купол золотом жгут…» («Зодчие»), И постепенно перед нашим мысленным взором поднимается белая церковь, подобная невесте в подвенечном наряде. На долгие века она становится олицетворением трудолюбия и таланта русского человека. О труде, об отношении к труду можно говорить бесконечно. О воспитательной роли труда, о важности общественно-полезного труда лучше всего скажут строки Твардовского: «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд». А закончить свои размышления мне хотелось бы словами Э. Хемингуэя: «Работа — это главное в жизни. От всех неприятностей, от всех бед можно найти только одно избавление — в работе
Простите, отвлёкся. Теперь по существу вопроса.
Сначала о том, почему заимствуются слова из других языков. Понимаете ли, с глубокой древности разные племена, а позже - и государства (особенно соседствующие, но не обязательно) постоянно взаимодействовали (торговля, войны и т. д.) , что не могло не наложить отпечаток на словарный состав языка этого племени/государста. Так, римляне заимствовали много слов у греков, германцы и галлы - у римлян и т. п. - по-другому и быть не могло. Кроме того, в историческом языкознании существует такое понятие, как страт (субстрат, адстрат, суперстрат - не буду вдаваться в подробности, чтобы не загружать Вас лишней информацией) . Согласно теории стратов, один язык может "наслоиться" на другой (собственно, stratum по-латыни и означает "слой"), сильно повлияв на состав последнего. Так, для латыни стратами (субстратами) были оскский, умбрский и т. д. , для испанского - вестготский, арабский (это уже адстрат) , для русского - многочисленные финно-угорские говоры.
И ещё одно. Заимствования часто связаны с лакунами, т. е. словами и понятиями, отсутствующими в данном языке. Как по-английски сказать "изба"? House? Да нет.. . Hut? Howel? Всё равно не то.. . А "ГУЛАГ"? А "невозвращенец"? Понятно, что бессмысленно пытаться это перводить, также как не перевести на русский английское слово yeomen или испанское hidalgo.
Таким образом заимствовать заложено в самой природе языка (даже в СССР, когда людям запрещалось куда-либо выезжать, заимствования всё равно проникали в русский язык, и наоборот: до сих пор в языках Западной Европы употребляется слово sputnik). В наше же время, когда взаимодействие между различными странами volens-nolens становятся теснее, заимствований и подавно не избежать. Это не всегда хорошо, но тотально от них отказываться также не представляется возможным.
Теперь об изменении словарного состава. Кроме детально разобранных нами заимствований, существуют также устаревшие и устаревающие слова. Среди устаревших слов выделяют историзмы (слова, "вымершие" вместе с обозначавшими их предметами или явлениями) и архаизмы (предметы, обозначаемые этими словами, остались, а сами слова исчезли) . Почему отказываются от историзмов, понятно: если не существует более в России такого сословия как бояре, такой посуды, как ендова, и такой должности, как приказчик, для чего же их употреблять? Они возникают лишь в старых книгах и исторической литературе. От архаизмов же отказываются по разным причинам. Чаще всего, "старое" слово заменяет более "новое", которое постепенно входит в узус (употребление) , а затем и вовсе вытесняет своего "предшественника" (примеров масса: перст-палец, ланита-щека, око-глаз и т. д. )
Кроме того, постоянно возникают неологизмы - новые слова - для того, чтобы обозначить новый, доселе невиданный-неслыханный предмет.